Рождение
Мы сам-друг, над степью в полночь стали:
Не вернуться, не взглянуть назад.
За Непрядвой лебеди кричали,
И опять, опять они кричат…
А. Блок «На поле Куликовом»
Сложившаяся к началу XIV века московская
пассионарная консорция была самой крупной, но не
единственной на владимирской земле. Как мы уже отмечали выше, благодаря
активной деятельности пассионарных монахов, вокруг монастырей также
складывались консорции «новых» людей, быт и поведение
которых выделяли их из общей массы населения.
Монастыри на Руси традиционно являлись не только центрами духовной жизни,
но и больницами, и школам, и библиотеками, где исцелялись и душевные и
физические раны и болезни, и где население приобщалось к знаниям и получало
основы образования. Но теперь значение монастырей особенно возрастало, ибо они
наполнялись иноками, которые своими страстными проповедями и личным примером
служением истинной вере ломали привычные стереотипы поведения. И главное –
вокруг них собиралось все больше людей, как славян, так и финно-угров, готовых
искренне следовать их примеру. Благодаря этому религиозному накалу,
поддерживаемому пассионарной энергией самоотверженных схимников, ощущение духовной
общности начало постепенно стирать этнические различия между прихожанами.
Естественно, процесс этот происходил
достаточно медленно. Разбросанные по всей владимирской земле
монастырские консорции, уже чувствуя свое отличие от
окружающей массы населения, были, однако, еще далеки от осознания своей
принадлежности к некоей новой этнической общности. Первый шаг на этом пути был
сделан в 1311 году, когда на Переяславском
Соборе были посрамлены клеветники и гонители митрополита Петра. Это событие,
на первый взгляд не слишком примечательное в тысячелетней истории русского православия,
на самом деле, было весьма показательным для оценки русского этногенеза. Представьте
себе, как тысячи мирян по собственной инициативе, бросив свои неотложные хозяйственные
дела, со всех концов владимирской земли за десятки, а то и за сотни верст
устремились в Переяславль на защиту своего митрополита. Подобное поведение,
непонятное основной массе владимирских обывателей, свидетельствовало о
появлении в волго-окском междуречье
большого числа пассионариев, для которых вопросы веры действительно стали делом
их совести, более важным, чем все другие мирские дела и заботы. И там, в
Переяславле эти люди впервые обнаружили, что они не одиноки в своих убеждениях,
что у них есть масса единомышленников, более близких им по духу, чем соседи в
собственных княжествах. Именно после этого события они все больше стали ощущать
себя не смердами из Твери, Москвы, Ростова, Суздаля,
Владимира, Ярославля, Переяславля, а русскими христианами (крестьянами). А
когда по воле Петра кафедра митрополита была перенесена в Москву, последняя
сразу приобрела статус лидера этого нового движения. К тому же, в глазах
монастырских «крестьян» московская военно-служилая консорция
представлялась той реальной силой, которая способна распространить их идеалы на
всю владимирскую землю. Когда же Иван Калита присоединил к Москве земли
Владимира, Костромы и большей части Ростова, где на
тот период располагалась основная масса монастырей, взаимосвязь монастырских консорций стала еще более тесной.
В самой же Москве на процесс расширения и укрепления служилой консорции большое влияние оказал исламский переворот,
произведенный Узбеком в 1312 году. Дело в том, что хан под страхом смерти
приказал всем своим подданным принять ислам. Это было прямое нарушение «ясы» Чингизхана, согласно которой Орда строилась на принципах
строгой служебной дисциплины, а вера была личным делом каждого. Большинство
монголов подчинились воле хана, но значительная часть отказалась изменить
степной традиции. «Ты требуй от нас покорности, но веры нашей не касайся» -
заявили они Узбеку. Сотни из них заплатили за это жизнью, но многим удалось
покинуть Орду, и они нашли прибежище в Москве.
Появление монголов именно в Москве объяснялось уже отмеченным нами принципом
набора на службу, заложенным сподвижниками Даниила и строго соблюдавшимся при
Иване Даниловиче. Как мы помним, на службу в Москву принимался всякий без
разбора рода и племени и получал место не по родовитости, а по своим
способностям. Единственное условие – крещение в православную веру. Уходившие в
Москву монголы в основном были христианами несторианского толка. Они мало
разбирались в тонкостях теологических различий двух направлений христианской
мысли. Поэтому крещение в православие не рассматривалось ими как измена своей
вере. Этот не слишком значительный в количественном отношении переход имел
весьма серьезные последствия, как для Золотой Орды, так и для Москвы. Ведь подчинились
воле хана в основном гармоничные личности. А большинство пассионариев отказались
изменить своим убеждениям и покинули Узбека. Таким образом, исламская реформа
привела к резкому снижению пассионарного напряжения в этнической системе Орды,
и с этого момента начался ее постепенный упадок. А Москва, наоборот, получила
дополнительную порцию пассионарности и в дальнейшем, помимо славянского и
финно-угорского элементов, в русском этногенезе все большую роль начала играть
монгольская составляющая.
Переход монголов в православие и
включение их в процесс русского этногенеза начался еще задолго до исламского
переворота в Орде. Первым ярким примером подобного рода стало принятие
православия родным племянником хана Берке, получившим при крещении имя Петра. В
дальнейшем этот монгольский царевич показал себя достойным представителем новой
волны пассионарного русского духовенства.
Он основал под Ростовом на озере Неро монастырь имени
апостолов Петра и Павла и всю свою жизнь посвятил служению православной вере и
новому Отечеству. Впоследствии за свои подвиги на стезе православия он был
причислен к лику святых. В 1298 году
ордынский князь Беклемиш, получивший во владение
область расселения финского племени мещера, со
множеством своих воинов принял крещение. Под именем Михаил он стал основателем
рода князей Мещерских. Царевич Берка, принявший крещение в Москве от
митрополита Петра с именем Иоанникия, стал основателем рода Аничковых. Кроме
того, в течение всего периода тесного взаимодействия Владимирской Руси и
Золотой Орды, значительное число знатных монголок выдавалось замуж за русских князей и знатных
бояр при условии крещения в православную веру, что также обеспечивало
значительный приток монгольской крови в складывающийся русский этнос.
После исламского переворота этот приток резко усилился.
Так, только среди знатнейших ордынцев после 1312 года приняли крещение и
перешли на службу в Москву: царевич Аредич,
родоначальник Белеутовых; царевич Серкиз,
родоначальник Старковых; князь Чет, в крещении Захарий, основатель родов
Годуновых и Сабуровых.
Но основную массу приходящих на службу в Москву монголов составляли
простые воины, владевшие только конем да саблей. Приняв православие и женясь на
русских невестах, они и их потомки быстро интегрировались в русский этнос.
Будучи, в основном, людьми способными, и пользуясь уникальными возможностями,
предоставляемыми им Москвой, пришлые монголы часто делали головокружительную карьеру и
становились родоначальниками известных в России фамилий. Л. Н. Гумилев в своей
книге «Древняя Русь и Великая степь»
приводит значительный список блистательных русских имен, своим
появлением обязанных простым монгольским эмигрантам. Достаточно упомянуть
только такие фамилии, как Апраксины, Аракчеевы,
Арсеньевы, Державины, Ермоловы, Карамзины, Корсаковы, Тимирязевы, Тургеневы, Урусовы,
Ушаковы, Юсуповы и становится понятным, что монгольский элемент, хотя и
незначительный количественно, оказал существенное влияние на формирование элиты
русского этноса. Некоторые исследователи определяют монголо-татарские корни и у
некоторых известных родов, «официально» ведущих свое начало от пруссов, литовцев,
германцев или славян. Действительно, Кутуз, Шеремет, Епанча, Колыч, Оксак, Курака, Хована и многие другие прозвища русских князей и бояр XIV века имеют явную туркско-монгольскую этимологию. Но, на мой взгляд, это
свидетельствует вовсе не о татарском происхождении их носителей, а о тесных контактах
элит Москвы и Орды того периода. А так как прозвища давали, прежде всего,
хорошим знакомым или родственникам, то можно предположить, что эти роды имели
татаро-монгольские корни не по отцовской, а по материнской линии. Чтобы
закончить эту тему, упомянем еще об одном парадоксе истории. Мать Ивана
Грозного, Елена принадлежала к роду Глинских, основателем которого был внук
темника Мамая, того самого Мамая, войска которого были разбиты русскими на
Куликовом поле.
Но вернемся назад, на владимирскую
землю середины XIV века. Здесь, в условиях все возрастающего накала религиозных страстей,
поддерживаемых активностью пассионарных монахов, воссияла звезда подвижнической
жизни великого святого, преподобного Сергия Радонежского, озарившая светом
духовности тернистый путь рождающегося русского этноса. Его духовный подвиг,
подобно недоступной вершине, стал нравственным ориентиром для всех последующих
поколений русских людей. Этот великий подвижник веры воистину стал духовным
отцом русского народа, благодаря которому слова русский и православный надолго
стали неразрывны.
Преподобный Сергий явился зачинателем нового для волго-окского междуречья
движения монахов-«пустынников», благодаря которому сложившаяся этническая
система в XV веке (но никогда позже!) с полным правом стала называться - Святая Русь!
Сергий Радонежский, в миру Варфоломей, родился в 1319 году в семье
ростовского боярина Кирилла. После разорения Ростова
наместниками Калиты, потерявшая почти все имущества семья Варфоломея поселилась
в московском городке Радонеже. С ранних лет Варфоломей своим поведением резко
отличался от остальных сверстников, обнаружив поэтические способности,
склонность к созерцанию и стремление послужить истинной вере. Поэтому, когда Варфоломей объявил, что хочет
связать свою судьбу со служением господу, родители не противились ему, а лишь
просили не оставлять их в старости. Юноша выполнил их желание и только после
смерти родителей вместе со старшим братом Стефаном удалился в самую глушь
радонежских чащоб. Там они построили келью и небольшую часовню, освещенную
местным священником во имя святой Троицы. Вскоре Стефан, не выдержав тягот
отшельничьей жизни, покинул брата и ушел в Москву, в Богоявленский монастырь.
Там он своей праведной жизнью заслужил всеобщее уважение и даже стал духовником
Великого князя Симеона. А Варфоломей остался один, проводя долгие дни и месяцы
в трудах, посте и молитве. Вскоре он принял постриг с именем Сергий.
Представим себе реакцию наших современников, живущих в фазе надлома, если
бы 20-летний паренек вдруг удалился от мира в глухой лес и просто жил там,
посвятив все свое время спасению души, не пытаясь рекламировать себя или
что-либо доказывать. Кто-то просто ухмыльнется, кто-то сочувственно покрутит
пальцем у виска. И даже те, кто искренне причисляет себя к православной культуре, вряд ли одобрили бы его поступок, и
уж, во всяком случае, никто не последовал бы его примеру. Скорее всего,
созданное им монашеское общежитие обозвали бы тоталитарной сектой. Но в фазе
подъема отношение к подобным поступкам было совершенно иное. Прослышав, что в
дремучем лесу спасается одинокий отшельник, к нему потянулись другие иноки,
готовые последовать его примеру. Но Сергий не только не пропагандировал свой
образ жизни, но даже всячески противился решению монахов присоединиться к нему.
Долгое время он отказывался стать игуменом постепенно складывавшегося вокруг
него монастыря и ограничивал число братии 12 членами. Вняв, все же, долгим
уговорам и приняв сан игумена, Сергий ввел строгий монастырский устав, взяв за
основу правила монастырских общежитий (киновий)
знаменитых афонских монахов-молчальников. Каждый в его обители должен был
проводить дни в молитвах и трудах на общем хозяйстве и избегать праздных бесед
и развлечений. Монахам строго запрещалось выпрашивать у мирян что-либо на нужды
монастыря и разрешалось принимать только добровольные пожертвования. Сам Сергий
также говорил очень мало и не занимался словесными поучениями своей братии,
предпочитая наставлять людей личным примером. Так, укрепляя правила общежития,
он много лет выполнял самые тяжелые хозяйственные работы.
Меж тем слава и авторитет преподобного Сергия по всей владимирской земле
неуклонно росли, и вместе с ними также стремительно росло число схимников,
устремлявшихся в Троицкий монастырь, и число смердов, желавших поселиться на
монастырских землях. Так, вокруг одинокой лесной кельи постепенно поднялась
могучая Троице-Сергиева лавра. Казалось бы, основателю оставалось только
пожинать плоды своих нелегких трудов, но Сергий неожиданно покинул процветающий
монастырь и вновь удалился в глухую «пустынь». И все повторилось сначала. Узнав
о новом подвиге Сергия, к нему присоединилась часть его учеников и другие
подвижники. К новой обители снова потянулись крестьяне, и вот уже появился и
расцвел монастырь Благовещения на реке Киржаче (под Владимиром). А Сергий, поставив
игуменом своего ученика и последователя, вернулся в Троицкую лавру. И подобным
образом им было основано более десятка монастырей во всех уголках уже обширной
московской земли. Многочисленные ученики Сергия продолжили его благородное
дело. Они еще при жизни благоверного и с его благословения начали уходить все
дальше на северо-восток и основывать все новые монастыри. Устав и принципы
общежития в них и в окружающих их землях, благодаря подвижнической деятельности
верных последователей Великого Учителя, формировались в соответствие с принципами,
заложенными самим Сергием.
В дремучие леса на земли новых монастырей шли в основном люди,
вдохновленные ярким примером подвижников веры и стремившиеся к жизни по справедливости и заповедям божьим. И высочайший
авторитет Сергия и его пассионарных учеников им такую жизнь обеспечивал. Каждый
слабый и несправедливо обиженный мог рассчитывать на защиту монастырских
праведников, слово которых было для всех законом. Все сложные хозяйственные
вопросы и споры решались всем миром под присмотром монастырских «старцев». Так,
в тяжелом труде по расчистке лесов и освоению нового хозяйственного уклада, в
постоянном общении с мудрыми и пассионарными наставниками, среди потомков
славян, меря, мурома и других финно-угорских племен постепенно формировался
новый стереотип поведения, основой которого была соборность и искреннее
служение православной вере.
Поясним механизм формирования стереотипа поведения на простом примере, который
будет интуитивно понятен современному читателю. Предположим, что три человека:
пассионарий, субпассионарий и гармоничная личность
просмотрели документальный фильм о глобальном загрязнении планеты, который
произвел на них большое впечатление. После этого они вышли на улицу и, так как,
день был жаркий – купили мороженое. Субпассионарий, съев свою порцию, спокойно бросит обертку
на тротуар. При этом ему и в голову не придет связать свои действия с только
что увиденным, а уж тем более он не станет искать урну – ведь это так
напрягает. А его задача минимизировать расход всех видов внутренней энергии,
которой ему катастрофически не хватает. Пассионарий же под впечатлением от
фильма будет упорно искать урну, и ни за что не бросит бумажку, даже если ему
придется пройти весь город. Кроме того, он решительно потребует того же и от
окружающих. А если субпассионарий начнет возражать,
то и даст ему в морду. Более того, если фильм действительно потрясет его
воображение, он даст себе зарок никогда не мусорить и будет следовать ему всю
жизнь, какие бы неудобства это ему не доставляло. Весь избыток распирающей его
внутренней энергии он реализует, активно участвуя в различных экологических
движениях. А вот действия «гармоничника» будут
зависеть от обстоятельств, в которых он окажется. Если он останется с субпассионарием, то также бросит мусор на землю, хотя и
будет испытывать некоторые угрызения совести. Но при этом «гармоничник»
будет успокаивать себя тем, что «все бросают, и если тащить в руках бумажку, то
в глазах окружающих будешь выглядеть идиотом». Если же «гармоничник»
окажется в обществе пассионария, то он, чертыхаясь и проклиная городские
службы, также потащит липкую бумажку до ближайшей урны. Но как только влияние
пассионария прекратится, все опять вернется на круги своя.
Теперь представим себе, что количество пассионариев, как среди простых
граждан, так и в органах власти и принуждения, озабоченных борьбой за чистоту
улиц, начнет расти. Тогда, почувствовав поддержку единомышленников, они со все
возрастающим упорством начнут ломать пагубную традицию. Конечно, энергия для
этого потребуется огромная. Но энергии пассионариям не занимать, и если каждый из
них на своем месте будет каждодневно разъяснять, воспитывать, принуждать,
наказывать, то постепенно им удастся переломить ситуацию. Тогда и гармоничники, почувствовав преимущества жизни в чистоте,
начнут самостоятельно поддерживать складывающуюся традицию. В этих условиях и субпассионарии вынуждены будут подчиниться общему
настроению. И через одно-два поколения сформируется новый стереотип поведения,
характеризуемый бережным отношением к окружающей среде.
Так и пассионарные монахи,
сторонники и последователи Сергия Радонежского, сумели навязать жителям
монастырских земель новые принципы поведения, ставшие основой формирования
новой этнической общности – русского народа. Таким образом, Сергия можно
назвать духовным отцом рождавшегося этноса, сформулировавшим нравственные
основы нового общества.
Формирование же принципов построения
нового государства выпало на долю пассионарного московского боярства и здесь,
как это ни парадоксально, решающая роль принадлежала митрополиту Алексию.
Митрополит Алексий, в миру Елевферий, родился в 1299 году в семье уже упомянутого нами
московского воеводы Федора Бяконта (Плещеева). Так
же, как и Сергий, Елевферий с детства обнаружил
стремление к познанию и служению богу. В двадцать лет он принял постриг под
именем Алексия и стал монахом Богоявленского монастыря. Там он прожил почти 20
лет, проводя дни в тяжелом послушании и молитве, а все свободное время посвящал
изучению священного писания и других монастырских книг. Слава о его
благочестивой жизни и огромном уме быстро распространилась по всей земле, и в
1340 году митрополит Феогност вызвал его к себе и назначил управляющим всеми
церковными делами. Двенадцать лет Алексий занимал этот ответственный пост,
продемонстрировав недюжинные административные способности и вкус к
государственной деятельности.
Меж тем, авторитет Москвы в Орде вследствие многолетних трудов Калиты был
столь высок, что после смерти Ивана никто не мог оспаривать ярлык на Великое
княжение у его сына Симеона. Более того, Москве удалось добиться для своего
князя права судебной власти над остальными князьями Владимирской Руси. Таким
образом, московский князь становился не просто первым среди равных, а
государем, по отношению к которому все остальные князья были подручниками. Это
был первый кирпичик, заложенный формирующимся этносом в здание своего нового
государства. И произошло это именно благодаря усилиям пассионарного московского
боярства, ибо сам Симеон никаких государственных способностей не имел, и свое
прозвище «Гордый» заслужил тем, что при каждом удобном случае подчеркивал свое
исключительное положение по отношению к другим князьям.
В это время Литва при совместном правлении Кейстута
и Ольгерда завершила подчинение русских
княжеств бывшей Киевской Руси и с юго-запада вышла на границы Москвы. Можно
сказать, что к середине XIV века период локальной
борьбы Москвы и Твери за преобладание во Владимирской Руси сменился долгим
периодом борьбы Москвы и Литвы за первенство в объединении всех земель бывшей
Руси Киевской. Литва в это время была значительно мощнее Москвы. К тому же в
Новгороде, Пскове, Смоленске и Твери были очень сильны пролитовские
настроения, и казалось, что исход этой борьбы предрешен. Однако три
геополитических фактора не позволили Литве расправится с еще достаточно слабой
Москвой уже к середине XIV века.
Во-первых, это тяжелая борьба с Ливонским Орденом, протекавшая с
переменным успехом, и не позволявшая литовцам сосредоточить все свои силы для
натиска на Восток.
Во-вторых, это поддержка Москвы Золотой Ордой, с которой Литва в то время
еще опасалась вступать в открытое столкновение. Так, в 1349 году Ольгерд, решив
расправиться с Москвой, пытался заручиться поддержкой хана Золотой Орды Чанибека, но получил решительный отказ. Многолетняя
политика московских князей по отношению к Орде принесла свои плоды.
И, наконец, третьим фактором, не позволявшим большинству жителей
владимирской земли поддержать притязания Литвы, стал полученный Москвой в
результате переноса в нее кафедры митрополита статус духовного центра всей
православной Руси. И неоценимую роль в укреплении этого статуса сыграл духовный
подвиг Сергия Радонежского и деяния митрополита Алексия.
Последний был рукоположен в сан митрополита в 1353 году, в период
страшной эпидемии чумы, унесшей значительную часть населения Московского
княжества, включая семью Великого князя Симеона и митрополита Феогноста.
Великим князем стал брат Симеона – Иван «Красный», единственным достоинством
которого была красота лица. Дела в государстве в этот период вершило боярство,
а фактическим главой правительства стал митрополит Алексий. И весь свой
недюжинный административный талант он направил на укрепление государственных
институтов Московского княжества. В то время как Сергий закладывал нравственные
основы формировавшегося этноса, Алексий прилагал поистине титанические усилия
по укреплению единства православной церкви и ее гаранта – Московского
княжества. Во внутриполитической сфере его главной задачей было пресечение
попыток удельных князей выйти из-под контроля Москвы и разрушить едва
сложившееся государство. Во внешней политике основные усилия Алексия были
направлены на противостояние попыткам разделения Русской православной церкви на
две епархии, постоянно предпринимаемым литовским князем Ольгердом.
Будучи расчетливым политиком, Ольгерд прекрасно понимал, что справиться с
Москвой он сможет, только если лишит последнюю статуса духовной столицы всей Руси.
Поэтому он поддержал происки самозванца Феодорита,
который без одобрения константинопольской патриархии в 1352 году объявил себя
Киевским митрополитом. Алексий приложил немало сил для разоблачения и низвержения самозванца. Прибыв
в Константинополь для рукоположения в сан,
Алексий сумел добиться от патриарха Филофея согласия узаконить перенос кафедры
митрополита Всея Руси из Киева во Владимир.
Однако Ольгерд не сдавался. В 1354 году он сумел убедить Константинополь
поставить в литовскую епархию отдельного митрополита. И объективные предпосылки
для этого решения были. Наметившееся еще во времена Александра Невского и
Даниила Галицкого идейное противостояние западной и восточной частей Киевской
Руси, после вхождения их в состав двух враждебных друг другу государств,
неуклонно нарастало. Православные Литвы и Польши, крайне негативно относившиеся
к Золотой орде, не могли простить Москве ее безоговорочное подчинение ордынцам.
В этих условиях эффективное управление разделенной русской православной
церковью из единого центра становилось практически невозможным. И хотя активная
деятельность митрополита Алексия, его высочайший авторитет, подкрепленный
нравственным подвигом Сергия Радонежского, привели к восстановлению в 1361 году
единства русской православной церкви, но сохранялось оно недолго. В 1371 году
галицкие князья, угрожая передаться в католичество, вынудили Константинополь
создать отдельную митрополию в Галиче Польском. Тогда и Ольгерд, постоянными
жалобами на то, что Алексий пренебрегает своею литовскою паствою, вынудил
патриарха послать в Киев комиссию во главе с греком Киприаном. Тот, мечтая
стать митрополитом Всея Руси, оклеветал Алексия и добился от патриархии своего
рукоположения в сан митрополита Литовского и Киевского с правом на Владимирскую
митрополию после смерти Алексия.
С не меньшими трудностями столкнулся Алексий и в своей митрополии. Епископы
тверской и новгородский, воспользовавшись временным разделением церкви,
попытались выйти из-под контроля московского митрополита и перейти под власть
митрополита литовского. Совершенно ясно, что за этим неизбежно последовал бы
переход под контроль Литвы и самих новгородских и тверских земель. Понимая это,
митрополит Алексий употребил весь свой немалый авторитет и влияние и сумел
добиться от константинопольской патриархии решительного пресечения раскола.
Немалые усилия прилагал Алексий и для укрепления положения Москвы в
государственной системе Золотой Орды. Успеху его усилий здесь способствовало то
обстоятельство, что митрополиту удалось исцелить от тяжелой и, как считали все
лекари, неизлечимой болезни ханшу Тайдулу. После
этого Алексий стал пользоваться большим уважением среди ордынской верхушки,
используя его на пользу Москвы. Таким образом, деяния Алексия закрепили за
Москвой роль политического лидера владимирской земли и духовного центра всех
православных на Руси. И это сохранившееся ощущение духовного единства в
последствие способствовало формированию российской суперэтнической
системы.
Но тогда, в середине XIV века, до появления
российского суперэтноса было еще очень далеко. А положение же самой Москвы в
этот период сильно ухудшилось. Дело в том, что после смерти хана Чанибека, последовавшей в 1357 году, в Золотой Орде начался
почти двадцатилетний период кровавой борьбы за власть, названый русскими
летописцами «великой замятней». Ханы сменялись с
калейдоскопической быстротой, и все это сопровождалось масштабными кровавыми
экзекуциями. В результате Орда
разделилась по Волге на две части: левобережную и правобережную. Вследствие
этого ее военная мощь значительно ослабела, и Орда на некоторое время потеряла
способность эффективно защищать подконтрольные ей славянские земли от происков
Литвы. Когда же литовские войска в 1362 году в битве у Синих Вод развеяли миф о непобедимости монгольской армии,
военное столкновение Литвы и Москвы стало неизбежным.
Меж тем, после смерти Ивана Красного, последовавшей в 1359 году в
результате второго витка эпидемии чумы, внутриполитическое положение Москвы
также крайне осложнилось. Во всем московском княжеском доме осталось лишь трое
малолетних князей, старшему из которых, князю Дмитрию было всего 9 лет.
Воспользовавшись ситуацией, храбрый и энергичный Дмитрий Суздальский дерзнул
оспорить у Москвы право на великокняжеский стол. Опираясь на деньги двух Новгородов: Нижнего и Великого, он купил в Орде ярлык на
Великое княжение и занял стольный город Владимир. Но пассионарное московское
боярство не смирилось с потерей власти. В период очередного двоевластия в Орде,
используя благосклонность Тайдулы, влиятельной вдовы
хана, москвичи также купили, но уже у другого хана, великокняжеский ярлык.
Собрав ополчение, посадив на коней в качестве знамени малолетних князей и
получив благословение митрополита, московские бояре осадили Владимир и вынудили
Дмитрия Суздальского отказаться от своих притязаний.
Данный факт показывает, что московская этническая консорция
уже окрепла настолько, что могла самостоятельно отстаивать свои интересы даже в
отсутствии реальной княжеской власти. В то время как князья и бояре в других
княжествах тратили силы на постоянные склоки и борьбу за власть, московское
боярство смогло объединить свои усилия для достижения общей цели укрепления
Москвы. Продолжая линию Ивана Калиты на собирание русских земель, они еще в
годы юности князя Дмитрия захватили удельные княжества Ростовское, Стародубское,
Галицкое и Дмитровское, а также ряд городов и областей в смоленской, рязанской,
тверской и новгородской землях.
Но едва был разрешен суздальский вопрос, как возникла тверская проблема.
Хотя слабая и фактически поделенная на две части Тверь не могла представлять
самостоятельной угрозы для мощной Москвы, но тверской князь Михаил, став зятем
Ольгерда, опирался на помощь могущественной Литвы. Поэтому новое столкновение
Москвы и Твери фактически вылилось в противостояние Москвы и Литвы. Несколько
раз Тверской князь добивался в Орде ярлыка на Великое княжение, но Москва
всякий раз отказывалась признать его права. Военными действиями против Твери и
дипломатическими усилиями в Орде она
возвращала ярлык. Михаил каждый раз обращался за помощью к своему тестю, и тот
обрушивал мощь своей армии на Москву. В результате, с 1368 по 1373 год
московские земли четырежды подвергались сильному разорению литовскими войсками,
но достичь решительной победы и занять саму Москву литовцы так и не смогли.
Москвичи продемонстрировали неожиданную и уже позабытую в других княжествах
стойкость и твердость духа, и каждый раз отражали превосходящие силы
противника. Немало способствовал этому и, построенный в кратчайшие сроки в 1367
году, новый белокаменный московский кремль. Также летописцы отмечали выдающиеся
организационные способности и отвагу
двоюродного брата Дмитрия, Владимира Андреевича Серпуховского, прозванного
Хоробрым. Наконец, в 1375 году Дмитрий Московский, собрав все силы владимирской
земли, нанес Михаилу решительное поражение, сильно разорил Тверское княжество и
принудил его окончательно отказаться от притязаний на Великое княжение. Несколько
ранее москвичи одержали полную победу над воинственным Олегом Рязанским,
посадив в Рязани своих союзников, князей Пронских.
Митрополит Алексий решительно вмешивался в мирские дела свой паствы, постоянно
выступая на стороне Москве. Этим он нажил себе множество недоброжелателей среди
других князей и епископов. На него постоянно шли жалобы в патриархию, но
Алексий, видя в Москве залог торжества православной веры и могущества русского
государства, своими действиями неуклонно и последовательно укреплял позиции
Москвы. Так, для усиления контроля над Суздалем, он добился заключения династического союза
двух Дмитриев, выдав дочь суздальского князя за 15-ти летнего князя
московского. Когда же нижегородцы, недовольные подчинением Москве, передались
младшему брату Дмитрия Суздальского, князю Борису, стороннику Литвы и зятю
Ольгерда, митрополит решился даже использовать высочайший авторитет
преподобного Сергия Радонежского. Парадоксально, но великий отшельник, семья
которого в свое время так сильно пострадала от бесчинства москвичей, с жаром
бросился защищать интересы Москвы, так как, будучи человеком мудрым и
прозорливым, сумел понять ее историческую миссию. Прибыв в Нижний Новгород и
затворив все храмы, он угрозой отлучения вынудил Бориса отказаться от своих
притязаний.
Алексий также широко использовал отлучение от церкви для борьбы с противниками
Москвы. Так, он предал анафеме и отлучил от церкви князя Смоленского за участие
в литовском походе на Москву. Он также отлучал от церкви нескольких князей
владимирской земли за отказ оказать помощь Москве в отражении агрессии Литвы.
Отлучение для людей того времени было страшным наказанием. Поэтому при
последнем нападении Литвы уже никто из князей не дерзнул отказаться помочь
Москве, а смоленский князь даже принял участие в московском походе на Тверь,
которая тогда была союзницей Смоленска в литовском блоке. Чтобы закрепить мир с
Литвой и блокировать ее вмешательство в тверские дела, Алексий сумел породнить
московский и литовский великокняжеские дома, организовав женитьбу Владимира
Серпуховского на дочери Ольгерда. Правильно оценив ситуацию в Орде, митрополит
подготовил встречу Дмитрия Московского с Мамаем, являвшимся фактическим
правителем Орды, на которой был заключен договор, подтверждавший первенство
Москвы во Владимирской земле и значительно снижавший ежегодную дань ордынцам.
Немало способствовал Алексий и формированию основ государственного
устройства зарождающегося этноса. Период его правления можно назвать «союзом
трона и алтаря». Именно в это время активно продолжилось оформление принципа
едино или самодержавия и укрепление в народе отношения к государственной
власти, как власти, данной от бога.
Принцип единодержавия, стихийно проявившийся в период правления первых московских
князей, вследствие высокой детской смертности в их роду, а также нескольких
страшных эпидемий чумы, очень быстро доказал свое преимущество над традиционной
системой государственного устройства. В то время как основные конкуренты
москвичей – Тверь, Рязань, Ярославль, Суздаль, державшиеся старых традиции,
продолжали дробиться и ослабевать, Москва, свободная от межусобных
склок, неуклонно усиливалась. Конечно, князья и их бояре в других княжествах
видели преимущество нового государственного устройства Москвы. Но, соблюдение
принципа единодержавия требовало наличия в массах политической воли, и было
связано с необходимостью в чем-то поступиться своими интересами. А таковая воля
в княжествах, лишенных пассионарной энергии и пребывавших в фазе обскурации,
как раз и отсутствовала. А вот у пассионарной московской этнической системы,
вступившей в фазу подъема, политическая воля была и все действия московского
боярства, возглавляемого митрополитом Алексием, были направлены на закрепление
и окончательное оформление принципа самодержавия.
Первым и самым важным шагом в этом направлении стала ликвидация в 1371
году выборной должности московского тысяцкого, которую занимал тогда Василий
Вельяминов. Как отмечал С.М. Соловьев: «Тысяцкий выбирался землею мимо князя, предводительствовал земскою ратью,
был представителем земской силы, опорою
вечевого строя». Эта старинная должность с ее правами вошла в противоречие с
новым самодержавным принципом и потому была ликвидирована. И это важнейшее
решение не встретило активного сопротивления народных масс, что еще раз
свидетельствует о том, что новая этническая консорция
заняла ведущие позиции в Московском государстве. Действительно, нетрудно
представить себе реакцию народа, если бы подобное случилось в Новгороде, Пскове
или в любом другом владимирском княжестве. Конечно, и в Москве далеко не все
население было согласно с принятым решением. Но новая этническая система была
уже столь сильна, что у входящих в нее людей хватило политической воли, чтобы
добровольно уступить часть своих прав ради торжества самодержавия, уже
доказавшего свое преимущество в тех непростых исторических условиях, и навязать
свое решение остальным членам московского общества.
Для укрепления самодержавных принципов большое значение приобретала
задача внедрения в массы представлений о государственной власти, как власти,
данной от бога. В Киевской Руси и ее преемнице Руси Владимирской право на
власть князей варяжского рода Рюрика поддерживалось только традицией, которую
никто не оспаривал. И лишь в Москве, в народе постепенно начинает складываться
представление о божественности самодержавной власти. Начало этому процессу
положило предсмертное пророчество почитаемого всеми митрополита Петра,
предсказывавшего московскому княжескому дому великое будущее, предначертанное
всевышним. Митрополит Алексий и подчиненные ему церковные иерархи, опиравшиеся
на авторитет Сергия Радонежского, активно способствовали укоренению в народе
представлений о божественности власти государя. Именно в этот период были
заложены основы процесса, в результате которого в народных массах призыв
Александра Невского «За Веру и Отечество» постепенно трансформировался в лозунг
«За Веру, Царя и Отечество».
Итак, митрополит Алексий, воплотивший в одном лице роль духовного и
политического лидера нового государства, способствовал ускоренному слиянию
«христианских» консорций монастырских земель и
основной московской военно-служилой консорции в
единую этническую систему. Причем уровень пассионарного напряжения в ней к
70-ым годам достиг такого уровня, что это позволило навязать всему московскому
обществу стереотип поведения, характерный для фазы подъема, доминантой которого
является чувство долга перед Отечеством. Именно преобладание этого чувства
позволило москвичам, даже лишенным привычной поддержки Орды, отразить натиск
могущественной Литвы, смирить воинственную Рязань и преодолеть притязания
Суздаля и Твери.
Таким образом, в 70-ые годы XIV века процесс формирования
новой этнической системы (скрытая фаза подъема) в основном завершился. Но люди,
вошедшие в новый этнос, еще не почувствовали себя его членами. Для осознания
внутреннего единства с классическим противопоставлением мы – они, необходимо
было общее великое деяние, общий подвиг, и возможность его совершения вскоре
была предоставлена.
Мудрый Алексий сумел
почувствовать, что московское общество уже консолидировалось настолько, что
готово отстаивать свои интересы не только с помощью денег и политических
интриг, но и с оружием в руках. Лучшим подтверждением этому явилась стойкость,
проявленная москвичами при отражении недавних литовских походов на Москву.
Учитывал он и то, что за более чем сорок лет «тишины», в Московском княжестве
выросло целое поколение, не знавшее ордынской нагайки и не желавшее склонять
голову перед ханским произволом. Поэтому Алексий сознательно пошел на
обострение отношений с Мамаем и убедил Дмитрия отвергнуть требования хана вернуться
к выплате дани в прежних масштабах. В 1374 году, при непосредственном участии
Алексия, а также Сергия Радонежского, был подготовлен и проведен в Переяславле-Залесском
общерусский съезд князей, на котором была создана широкая антиордынская
коалиция. Помимо князей, непосредственно подчиненных Москве, на съезде
присутствовали князья Смоленские, Рязанские, Ярославские, Суздальские, а также православные
литовские князья, сыновья Ольгерда: Андрей Полоцкий, Дмитрий Брянский и
Владимир Киевский.
Здесь следует отметить,
что православные литовские князья Гедеминовичи широко
практиковали династические браки с Рюриковичами, причем не только с княжескими
домами подчиненных Литве территорий, но и с союзными им тверскими князьями и
даже с основным соперником в борьбе за объединение всех русских земель –
княжеским домом Даниила Московского.
Выбор противника для совершения общего героического деяния был не
случаен. Дело в том, что в глазах жителей владимирской земли столкновение с
Ордой Мамая олицетворяло борьбу за ликвидацию постыдного рабского положения их
страны. К тому же, раздробленная на две
части Золотая Орда, от которой еще и отделилась Волжская Булгария, была уже не
так сильна. В глазах же жителей улуса Джучиева и их
хана Тохтамыша это столкновение могло быть представлено, как борьба
верноподданного вассала против узурпатора законной власти Мамая и должно было
получить одобрение монголов.
Первым совместным действием антиордынской
коалиции и стал уже упомянутый окончательный разгром Твери в 1375 году, князь
которой получил от Мамая ярлык на Великое княжение и начал войну за утверждение
своих прав. В ответ Мамай разорил рязанскую землю и вернул княжение Олегу,
ярому противнику Москвы, тем самым, оторвав Рязань от промосковского
союза.
Суздальские князья, контролировавшие богатый Нижний Новгород и не
желавшие каких-либо перемен в государственных отношениях, пытались сохранить
лояльность Орде. Поэтому Мамай в 1377 году решился отправить в Нижний Новгород
небольшой отряд для получения дополнительной дани и «прощупывания почвы», хотя
за сбор «выхода» со всех владимирских земель традиционно отвечала Москва. Но
епископ Дионисий по указанию Алексия и вопреки воле суздальского князя призвал
жителей истребить ордынцев, что и было проделано с необычайной радостью и
зверством. Мамай был взбешен. Посланный им карательный отряд царевича Арапши внезапным ударом у реки Пьяны разбил суздальские
войска, сжег Нижний и разорил Суздальское, а заодно и Рязанское княжества. Но
посланные в 1378 году на усмирение самой Москвы ордынские войска мурзы Бегича
были полностью разбиты москвичами в сражении на реке Воже. После этого
решительное столкновение Москвы и Орды стало неизбежным.
Но в конце 70-ых годов политическая ситуация вокруг Москвы резко
обострилась. В 1377 году умер Ольгерд и Великим князем Литовским стал его сын
Ягайло, который повернул политику Литвы на 180 градусов. Если Ольгерд вел
долгую и безуспешную борьбу c Москвой за право
возглавить православный союз всех земель бывшей Киевской Руси, то Ягайло взял
курс на тесную связь с католической Польшей и постепенную католизацию
Литвы. Сторонники Москвы, Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский были лишены своих
княжеств, хотя последний сохранил за собой Северские земли, а Андрей получил от
Москвы в княжение Псков. Политика Ягайлы вызвала
резкое недовольство православной части жителей Великого княжества Литовского. Брат
Ягайлы Дмитрий Северский, сохраняя верность
православию, в 1379 году вместе со своими землями перешел под руку Москвы.
Ягайло понял, что если он немедленно не покончит с Москвой, то Литва может лишиться
и остальных территорий с преобладающим православным населением. Поэтому он
изменил традиционной политике борьбы с Ордой и заключил с Мамаем соглашение
против Москвы, к которому примкнул и Олег Рязанский. К тому же, чтобы развязать
себе руки в предстоящей схватке, в мае 1380 года Ягайло заключил мирный договор
с Ливонским орденом.
В это же время темник Мамай, уже
давно бывший фактическим правителем в Орде, открыто объявил себя ханом ее
правобережной части, хотя, не будучи членом рода чингисидов, не имел на это
никаких законных прав. Готовясь к решающей схватке с ханом Белой и Синей Орды
Тохтамышем, собиравшимся низвергнуть узурпатора, Мамай заручился поддержкой
генуэзских купцов и на их деньги собрал огромную армию из половцев, касогов, ясов и других народов Северного Кавказа и
Северного Причерноморья.
Появление генуэзцев в Крыму объяснялось тем, что последние византийские
императоры Палеологи, стремясь спасти остатки
издыхающей империи с помощью Запада, начали переговоры с Римом об унии
церквей и открыли проливы для генуэзских купцов. Те построили крепости в Крыму
и развернули активную деятельность в Причерноморье, Поволжье и даже в Прикамье.
Но их попытки монополизировать торговлю пушниной на русском севере натолкнулись
на решительное сопротивление Москвы и ее митрополита, не желавших иметь дел с
католиками. Тогда-то генуэзцы и заключили союз с Мамаем и снабдили его
деньгами, надеясь с помощью Орды подавить строптивых москвичей.
Таким образом, силы антимосковской
коалиции возросли многократно. И в этот трагический момент, в 1378 году
скончался митрополит Алексий. Народ остался без своего духовного и
политического лидера, ибо князь Дмитрий, незаслуженно вознесенный в лучах славы
знаменитой Куликовской битвы, на самом деле не обладал не политической волей и
способностями, ни храбростью и военными талантами.
Меж тем, Мамай, собрав огромное войско,
потребовал от Москвы изъявления полной покорности и немедленной выплаты
огромной дани, угрожая разорить владимирскую землю. Дмитрий заколебался.
Действительно, казалось, что противостоять армаде Мамая и готовой соединиться с
ним армии Ягайла, было невозможно. Многие посчитали,
что лучше смириться, заплатить огромный «выход» и перетерпеть неизбежное
нашествие многочисленных «гостей», сборщиков дани, в надежде на скорую схватку
Мамая и Тохтамыша. К тому же, нельзя было рассчитывать, что весь народ,
лишенный архипастырского благословения, поднимется на защиту Родины. И тогда
раздался голос Сергия Радонежского. Этот великий «отшельник» в своем послании
князю благословил Дмитрия и весь народ на борьбу с Мамаем и предрек Москве
великую победу. «Иди, господин,
иди вперед. Бог и Святая Троица поможет тебе!», – писал он князю. Мудрый праведник прекрасно понимал, что Мамай не
ограничится жестокой экзекуцией и выколачиванием дани, а заставит Москву
принять участие в схватке с Тохтамышем. И в случае победы последнего,
владимирской земле грозило страшное разорение, а в случае торжества Мамая –
разделение государства между Литвой и Ордой, фактически зависимой от генуэзцев.
И тогда гибель дела, начатого Великим Александром Невским, становилась бы
практически неизбежной.
Удивительно, но благословение простого игумена, оказало огромное
воздействие. Авторитет Сергия в народе и вера в его пророческий дар были столь
высоки, что десятки тысяч добровольцев из Суздаля, Ярославля, Ростова, Смоленска, Рязани и даже Твери, присоединились к
дружинам и ополчению московского князя, а его бояре решительно высказались за открытую
борьбу с Мамаем. И даже сам Дмитрий, после беседы со «старцем», преодолел свои
сомнения и исполнился мужеством. Благодаря этому порыву, Москве удалось собрать
значительную армию. Хотя из-за недостатка времени Дмитрий выступил в поход, не
дожидаясь подхода дружин из дальних областей. По некоторым оценкам, навстречу
врагу добровольно вышел каждый второй мужчина Москвы боеспособного возраста.
Какой небывалый взлет человеческого духа! И какой контраст с Киевской Русью
времен «батыева» нашествия.
Даже Новгород согласился прислать ополчение, но не спешил выполнять
обещание. Эта неспешность могла бы быть вполне понятна, если бы не то обстоятельство, что победа Мамая открывала генуэзцам
путь к пушным сокровищам пермской земли, что угрожало интересам Новгорода даже
больше, чем самой Москве. Но зато привели свои мощные дружины Андрей Псковский
и Дмитрий Северский, а Владимир Киевский подтвердил свою готовность противостоять
Орде.
В августе 1380 года Мамай двинул свои войска из воронежской ставки на Москву.
Но пошел он не традиционным ордынским путем, через Рязань, а двинулся в обход,
через северские земли, намереваясь прежде соединиться с армией Ягайлы. Получив известие о планах ордынцев, и понимая
опасность такого соединения, московские воеводы убедили Дмитрия не дожидаться
врага под защитой крепостных стен, а выйти ему навстречу и сразиться с Мамаем
до подхода литовцев.
Решимость, с которой русские войска выступили на защиту страны, позволила
им форсированным маршем преодолеть значительное расстояние и выйти навстречу
Мамаю за сутки до подхода Ягайлы. Это был
действительно тот случай, когда промедление было смерти подобно. Об уровне
боевого духа ополченцев свидетельствует тот факт, что, подойдя к Дону, за
которым уже находились войска Орды, русские на военном совете решили форсировать
его и перейти для битвы на вражеский берег. Тем самым, они намеренно отрезали
себе пути отступления и в случае поражения практически не имели шансов на
спасение. Это доказывало, что лейтмотивом их поведения стал лозунг -
"Победа или смерть". То есть, уровень пассионарного напряжения в
складывающейся этнической системе уже достиг величины, позволяющей ей
продемонстрировать готовность к великим свершениям. И 8 сентября 1380 года, в
жестокой и кровавой схватке, объединенное ощущением святого дела, родилось
новое воинское братство. Для выживших в этой гигантской бойне, их боевые
товарищи и все, кто им сочувствовал, переживал, молился за них, становились
своими - русскими, а все, кто уклонился, спрятался, злорадствовал, желал
поражения или прямо противоборствовал, становились чужими. И яростный крик
20-ти тысячной конной лавы засадного полка, стремительным ударом в тыл врага решившего исход битвы, был первым криком
новорожденного, и крик этот был - "Москва-а-а!". Так, в крови и муках
родился новый этнос, и имя ему было - русский народ! Как справедливо отметил
Л.Н. Гумилев: «на Куликовское поле вышли москвичи, смоляне, ярославцы, суздальцы, нижегородцы, ростовчане, а вернулись –
русские!».
Но у отстраненного читателя, для
которого Куликовская битва - всего лишь эпизод во всемирной истории, может возникнуть вполне
законный вопрос, откуда автор почерпнул сведения о всеобщей решимости и
готовности к самопожертвованию ради общей Родины, царившей в союзных войсках
князя Дмитрия. Ведь на сведения патриотично настроенных летописцев в этом
вопросе полностью полагаться нельзя. Может быть, успех дела объясняется
исключительно удачными стратегическими и тактическими решениями талантливых
полководцев, таких как князь Владимир Андреевич Серпуховской и воевода Дмитрий
Михайлович Боброк-Волынский. Они впервые в практике русской армии сумели
правильно использовать крупные конные соединения, составленные в основном из
потомков крещеных монголов и перешедших на службу в Москву православных
литовцев. И, может быть, переход за Дон объяснялся приказом князей, а не общим
порывом войска.
Реконструкция психологического состояния героев Куликовской битвы
основывается на следующих фактах. Во-первых, это большое число добровольцев,
пришедших по зову сердца из различных, в том числе и враждебных Москве,
княжеств. Во-вторых, это решение встретить врага в открытом бою, вдали от
спасительных стен московского кремля. Хотя и продиктованное стратегической
необходимостью, но потребовавшее огромного мужества от участников похода.
В-третьих, решение о переходе через Дон, отрезавшее пути к отступлению,
принималось на военном совете, и было поддержано большинством воинов. И,
наконец, о душевном состоянии русских ополченцев красноречивее всего говорят
сухие цифры потерь, понесенных победителями. После битвы в строю осталось менее
четверти всех воинов. Три четверти было убито или тяжело ранено! Столь огромный
процент потерь обычно характерен для армии, проигравшей сражение. И основные
потери проигравшие, как правило, несут уже практически после самой битвы, когда
одна из сторон в панике покидает поле боя, а победители, не встречая
сопротивления, беспощадно рубят бегущих. Так, в конечном итоге, и погибла армия
Мамая. Потери же победителей, которые они несут в основной фазе боя, до того,
как противник побежит, как правило, на порядок меньше, чем у побежденных. Это
объясняется тем, что если соперники по-настоящему не готовы умереть за свое
дело, то при первом же серьезном натиске, одна из сторон, как правило, не выдерживает.
И то, что русские войска, неся колоссальные потери, в течение нескольких часов
твердо держали удар превосходящего их в численности, обученности и вооружении* противника, лучше всего
свидетельствует о боевом духе русских ополченцев и их готовности умереть за
свою общую Родину!
Вообще, в мировой истории (не считая новейшей) можно по пальцам
пересчитать битвы, по масштабам и ожесточенности подобные Куликовской. По
крайней мере, в истории Европы, лишь знаменитая «битва народов» на Каталунских полях, где в 372 году союзные войска римского
полководца Аэция разгромили многоплеменную армию
знаменитого гунна Аттилы, может сравниться с ней.
Значение Куликовской битвы для интеграции всей владимирской земли
объяснялось еще и тем, что московский князь вступил в битву с Мамаем за
пределами Московского княжества. Это сразу подняло авторитет Москвы и сделало
ее центром борьбы за свободу и независимость всей владимирской земли. И для
новой, родившейся в горниле Куликовской битвы этнической общности, стало
очевидно, что только Москва может претендовать на роль их общего,
формирующегося у них на глазах государства, имя которому будет – Россия!
Поэтому в наше горькое и переломное время, когда повсюду раздаются
сетование на отсутствие настоящих праздников, которые должны сплачивать народ,
8 сентября могло бы стать подлинно общенародной датой, способной укрепить дух
переживающего надлом этноса. Во всяком случае, эта достойнейшая дата была бы
гораздо понятнее людям, чем пресловутый День Независимости. Независимости от
кого или от чего? Может быть от наших корней, от
памяти о наших славных предках, своими героическими деяниями создавших Великую
Россию! Россию, которую мы потеряли.