Взлет
Тяжелый млат ковал тебя
В один народ, ковал века, -
Но веришь ты, что бог любя
Тебя карал, - и тем крепка!
А. Майков «Упраздненный монастырь»
После смерти Василия Темного,
последовавшей в 1462 году, Великим князем Московским становится его сын, Иван III. Долгий период его
правления стал апофеозом фазы подъема русского этногенеза. К концу жизни Ивана
уровень пассионарного напряжения в этнической системе достиг наивысшей точки,
обеспечивающей укоренение в стереотипе поведения пассионарных москвичей таких
черт, как жертвенность. Подобные проявления мы наблюдали еще во времена Василия
Темного, когда в битве под Руссой двести москвичей продемонстрировали
готовность умереть в неравном бою и до конца выполнить свой долг перед Отечеством
и государем. Но при Иване III число таких людей возросло
многократно. Вообще, конец фазы подъема является самым благодатным периодом для власть придержащих. Любые их
приказания неукоснительно выполняются. А при их отсутствии, всегда находится
достаточное количество толковых и энергичных людей, способных действовать в
интересах страны. Правителям остается лишь выбирать правильные стратегические
решения, идущие на пользу государству. А так как в этот период нет недостатка в
преданных делу советниках, то государю требуется только прислушиваться к их
мудрым советам.
Сам Иван III, безусловно, был умным и способным политиком. И отличался упорством и
последовательностью в достижении своих целей. Но главной чертой его характера была
сверхосторожность. Иван очень не любил предоставлять
решение проблем превратностям войны и старался избегать решительных сражений,
если было хоть малейшее сомнение в их исходе. Но именно при нем Москва достигла
колоссальных военных успехов и территориальных приобретений, превратившись из
одного из Великих княжеств в единое Русское государство. И «виноват» в этом был
не сам Великий князь, а его пассионарное окружение.
В то время как Москва стремительно поднималась, у ее
соседей продолжались процессы упадка и разложения. И только длительная
внутренняя усобица не позволила Москве поглотить дряхлеющие земли, еще в период
правления Василия Темного.
Но после преодоления внутреннего
сопротивления, уже ни что не могло помешать наступательному движению молодого
русского этноса, и участь его соседей была предрешена.
Золотая Орда продолжала
распадаться. Кроме Волжского Булгара, после гибели знаменитого полководца Едигея, от нее отделилась Ногайская Орда, кочевавшая в
степях Приуралья. Основу населения в ней, наряду с татаро-монголами, составили
потомки древних гузов. В 1443 году династия Гиреев
смогла создать Крымское ханство, независимое от Золотой Орды и крайне
враждебное ей. Таким образом, некогда могучая Орда превратилась в небольшое поволжское
ханство.
Тверь окончательно погрязла в межусобице все
более мельчающих внутренних уделов и держалась только благодаря поддержке
Литвы. Рязань, Ярославль и остаток Ростова уже давно
ходили в полной воле Москвы и сохраняли видимость независимости лишь благодаря
милости последней. Новгородская республика с Псковом, несмотря на богатство и
обширность территорий, в силу окончательного раскола общества на «лучших» и
«меньших» людей потеряла реальную способность к сопротивлению.
Еще Василий Темный, соблазненный богатством контролируемых Новгородом земель,
собирался покончить с этим колоссом на глиняных ногах, но уважаемый в Москве
новгородский архиепископ Иона сумел уговорить князя примириться с его паствой.
После этого, новгородская знать, понимая, что Москва не оставит своих
притязаний, окончательно решила сделать ставку на Литву. Но простые люди
Новгорода не желали подчиняться королям латинской веры. Москва могла легко
использовать эти противоречия и ликвидировать новгородскую вольность. Но
осторожный Иван не форсировал события. Много лет он тщательно готовил условия
для окончательного разгрома Новгорода, ограничиваясь отправкой новгородцам
грамот с призывом соблюдать старинные договоры.
Желая ослабить Новгород, Иван решил, прежде всего, лишить его контроля
над обширными северными и восточными землями. Исполняя волю государя,
пассионарные бояре со своими дружинами и отрядами устюжан и жителей Северной
Двины всего за несколько лет, с 1462 по 1469 год привели за Великого князя
колоссальные земли Вятки, Перми и Югры. Но, несмотря на полный успех своих
войск, Иван не решился сразу насаждать там свои порядки и пожаловал местных
правителей их же землями. В это же время, в 1463 году Великий князь вынудил
ярославских князей «добровольно» уступить ему свои земли. Произошедшее затем в
Ярославле изменение поземельных и служебных отношений позволило Москве получить
еще одно значительное и боеспособное войско.
Перед решающей схваткой с Новгородом, Иван решил также обезопасить и свои
юго-восточные границы. Казанский хан Ибрагим постоянными набегами терзал
пограничные земли Мурома и Нижнего Новгорода. В 1469 году московский князь
поручил боярину Беззубцеву собирать войска для похода на Казань. Но
нерешительность Ивана проявилась и здесь. Когда войска были уже собраны,
Беззубцев получил приказ поход отменить, но разрешить добровольцам пойти в
казанскую землю. И здесь пассионарность москвичей проявилась в полной мере. Все
воины как один изъявили желание идти на Казань, где в плену томилось немало их
соотечественников. И хотя в этот раз рать добровольцев, лишенная руководства,
не достигла решающего успеха, но уже через несколько месяцев, после тяжелейшей
осады, москвичи взяли Казань. И вновь Иван не решился установить контроль над
ханством, ограничившись заключением мира «на всей воле Великого князя». В
результате замирения были освобождены все пленные, захваченные Булгаром и
Казанью за последние 40 лет, и почти десять лет юго-восточная граница Москвы
была безопасна от набегов казанцев.
Наконец, Иван почувствовал, что готов нанести Новгороду решительный удар
и только выбирал для этого подходящий момент. И в 1471 году этот момент настал.
После смерти архиепископа Ионы, партия сторонников Литвы, возглавляемая
Борецкими, добилась поставления нового владыки от литовского митрополита
Григория. А тот был ставленником Папы и сторонником униатства. Одновременно они
обратились к Казимиру с прошением принять их под свою руку. Узнав об этом,
хитрый Иван объявил новгородцев изменниками веры, хотя в договорах с Казимиром
те специально оговаривали незыблемость православия в Новгороде.
В это же время сложилась
антимосковская коалиция Польши, Литвы и Большой Орды. Но, зная о том, что
Казимир занят войной с Орденом и борьбой с венгерским королем, а у Ахмата
«зацепка» с крымским ханом, Великий князь решился, наконец, двинуть свои войска
на мятежных новгородцев. Поход был объявлен борьбой с отступниками в защиту православия,
что вызвало небывалый энтузиазм среди набожных москвичей. Были мобилизованы почти
все военные силы Москвы, а также Твери, Пскова и Вятки. Только рязанские войска
и татары Касима были оставлены для охраны южных рубежей.
Но осторожность и нерешительность Ивана проявились и здесь. Вместо
решительного удара по столице, две авангардные рати Дмитрия Холмского и Ивана
Стриги-Оболенского были посланы громить новгородские волости, а основное войско
во главе с Великим князем «топталось» на границе. Успех дела был решен в битве
на Шелони, где 40-ка тысячное новгородское войско было полностью разгромлено
4-х тысячным отрядом талантливого воеводы Холмского, и Новгород сдался. Причем
основным войскам Ивана так и не пришлось вступать в дело. Причины столь
позорного поражения объяснялись внутренними противоречиями в самом Новгороде.
Многие ополченцы были призваны насильственно и не хотели сражаться против
Москвы. Но, несмотря на полный успех, Великий князь не решился сломать государственные
институты новгородской республики. Был лишь заключен мир «в полной воле московского
князя», Борецкие казнены, а Новгород выплатил Москве огромную контрибуцию.
Обскурационные процессы в Новгороде зашли
столь далеко, что большинство населения уже не желало сражаться за
независимость и надеялось только на помощь извне. Но никто не оказал помощи
гибнущей республике. Лишь в 1472 году хан Ахмат, реализую договоренности с
Литвой, совершил неожиданный набег на Москву. И здесь молодой русский этнос в
полной мере продемонстрировал свою возросшую потенцию. Система порубежной
службы сработала четко. На левый берег Оки моментально выдвинулись отряды
пограничных князей, подошли дружины Великого князя, отряды касимовских татар. В
короткий срок на границе было сосредоточено до 180 тысяч человек. Но здесь
опять сказался хронический страх Ивана перед генеральными сражениями. И хотя
память Куликовского подвига витала над войсками, вся эта огромная масса
вынуждена была безучастно наблюдать за уничтожением правобережного города
Алексина. В отличие от Дмитрия Донского, Иван не решился переправиться через
реку. Но и Ахмат, так и не дождавшись помощи от Казимира, занятого
«европейскими» делами, не рискнул в одиночку наступать на Москву и спешно ушел
в Поволжье. По дороге, в отместку за предательство Казимира, он разорил
принадлежавшие Литве приокские земли.
Чтобы блокировать возможность со стороны ордынско-литовского союза
оказывать помощь Новгороду и угрожать Москве, Иван установил дружественные
отношения с крымским ханом Менгли-Гиреем. Используя давнюю вражду Гиреев и Ахмата, Иван сумел склонить Менгли-Гирея на свою сторону. Регулярными подарками,
которые представляли собой замаскированную дань, он смог заставить крымцев постоянными набегами
сковывать возможность Казимира действовать против Москвы. Но и тогда осторожный
Иван не пошел на окончательный разрыв с Великой Ордой. Посольства и выплата
дани были возобновлены.
Хан Ахмат поставил цель возродить былое могущество Орды и несколько лет
упорно шел к этой цели. В 1476 году он направил в Москву посольство с
требованием возобновить отношения и выплату дани «по старине». Но партии
сторонников решительных действий, возглавляемой ростовским архиепископом
Вассианом, митрополитом Геронтием и женой Ивана, племянницей византийского
императора Софьей Палеолог, удалось заставить Великого князя впервые в жизни
совершить решительный поступок. Иван разорвал ханскую басму и казнил послов.
Влияние этой партии привело к ряду решительных действий. В 1477 году новый
поход на Новгород закончился ликвидацией республиканского строя новгородцев. Знаменитый
вечевой колокол был вывезен в Москву. А еще в 1474 году по ярославскому «сценарию»
была окончательно ликвидирована самостоятельность Ростовского княжества. И, наконец,
в 1478 году было произведено новое усмирение Ибрагима Казанского, попытавшегося
воспользоваться войной Москвы с Новгородом и захватить Вятку.
Меж тем Ахмат продолжал собирать силы. Он сумел подчинить себе
астраханское и крымское ханства и,
возглавив коалицию ордынских сил, разгромил узбекского хана Шейх-Хайдера.
Благодаря этому он сумел вывести в Поволжье многие среднеазиатские кочевья.
Возобновив антимосковский союз с Литвой, Ахмат в 1480 году двинул свои огромные
силы на Москву. Казимир, заручившись поддержкой польского сейма, также начал
собирать войска. В случае объединения сил Ахмата и Казимира положение Москвы
становилось крайне тяжелым. Но к счастью для москвичей, Менгли-Гирей
при поддержке турок-османов вернул себе Крымское ханство. Верный союзному
договору, он напал на польские и литовские земли, что не позволило Казимиру в
решающий момент соединиться с Ахматом.
А в самой Москве положение было осложнено ссорой Ивана со своими братьями
Андреем Вологодским и Борисом Волоцким, с которыми он не пожелал делиться
совместными «примыслами». Сначала братья попытались
воспользоваться волнениями в Новгороде, но после его разгрома ушли на границу с
Литвой. Подобные вещи во Владимирской Руси раньше были обычным делом, но
теперь пассионарное московское общество
решительно осудило усобицу. Бояре с обеих сторон предприняли огромные усилия,
чтобы погасить конфликт, и когда ордынцы уже показались у берегов Оки, им
удалось примирить братьев, которые присоединили свои полки к московскому
войску.
Как и при
первом нашествии Ахмата, московские полки под командованием брата и сына
Великого князя своевременно заняли рубежи по Оке и не дали ордынцам вторгнуться
в пределы государства. Почувствовав силу и решимость русского войска, хан
задумал совершить стремительный обходной бросок и вторгнуться в пределы
Московского государства через Угру со стороны литовской границы. Но москвичи
сумели упредить маневр ордынцев и отбили все попытки переправиться через реку.
Московские войска продолжали сосредотачивать силы под командованием опытных
воевод, таких как Даниил Холмский, и горели желанием дать решительный бой Ахмату.
Но Иван вновь
находился в нерешительности. Он покинул войска и поехал в Москву советоваться с
ближними боярами. Дальнейшие события развивались следующим образом. Практически
все московское общество всеми силами старалось заставить своего государя
вступить в решительную битву с Ахматом, а Иван с не меньшим упорством пытался
от нее уклониться. Решительнее всех выступал архиепископ Вассиан. «Вся кровь
христианская падет на тебя за то, что, выдавши христианство, бежишь прочь, бою
с татарами не поставивши … дай мне, старику, войско в
руки, увидишь, уклоню ли я лицо свое перед татарами!» - гневно обращался он к
Ивану. Даже сын Великого князя, Иван отказался выполнить приказ отца вернуться
в Москву и остался в войсках. Под его руководством москвичи сумели устеречь
тайный прорыв ордынских войск через Угру и сбросить врага с русского берега с
большим уроном для Ахмата. Наконец, после двухнедельных раздумий, получив
благословение от митрополита, Иван отправился к войску. Но едва прибыв туда, он
начал переговоры о мире на условиях подчинения Орде. И только получив
исполненное патриотическим духом послание Вассиана, Великий князь устыдился
своей слабости и прекратил переговоры.
Так и
продолжалось это «великое стояние» до самых холодов. Ни Иван, ни Ахмат не
решались предпринимать решительных действий. Когда же реки покрылись льдом, Великий
князь, опасаясь обхода, приказал передовым отрядам отступить к Кременцу, где он
стоял с основными войсками. Затем Иван отошел к Боровску. В ответ на
недовольство ратников, он пообещал стоять там до конца и принять, наконец,
сражение. Но судьба так и не дала Великому князю возможность проверить себя в
решительной битве. Узнав об отходе русских, ордынцы, простояв еще несколько
дней, внезапно повернули назад и, разорив принадлежащие Литве русские земли,
ушли в Поволжье. Произошло невероятное. Две огромные армии, простояв друг
против друга почти три с половиной месяца, и так и не вступив в решающее сражение,
стремительно бежали друг от друга. Непонятное бегство Ахмата историки объясняли
тремя причинами. Во-первых, Ахмат так и не дождался помощи от Казимира.
Во-вторых, он получил известие о примирении Великого князя с братьями, на
конфликт которых он очень рассчитывал. И, наконец, в начале ноября на Угре
установились небывалые морозы, к которым ордынцы, среди которых было много
выходцев из Средней Азии, оказались не готовы.
Результаты этого «великого стояния» трудно переоценить. Москва из
ордынского улуса превращалась в государство Московское, а ее князь – в государя
Всея Руси. Причем она стала не просто государством, а крупнейшей и сильнейшей
державой своего региона.
Казалось, что и сама судьба благоволила москвичам. Через несколько
месяцев после этих событий, хан Тюменской Орды Ивак,
соединившись с ногаями, напал на Ахмата. Хан Золотой
Орды был убит, а созданный им с таким трудом кочевой союз распался. А в 1502 году
Менгли-Гирей окончательно разгромил остатки некогда
великого ханства. Так, под ударами крымских татар Золотая орда прекратила свое
существование.
После гибели Ахмата Иван III осознал, наконец, свою
силу и стал действовать смелее. Партия «решительных», возглавляемая Вассианом и
Софьей Палеолог, окончательно взяла верх в борьбе за влияние на государя всея
Руси. Почувствовав мощь московского государства, князья и бояре из Твери,
Рязани, Смоленска, а также русских земель, принадлежавших Литве, толпами
уходили в Москву. Особенно массовым был исход тверского боярства.
Дальнейшие события развивались стремительно. В 1485
году Иван совершил поход на Тверь и без боя присоединил ее к Москве. В 1487
году, после смерти хана Ибрагима, московские войска под командованием Дмитрия
Холмского взяли Казань. Иван посадил там своего ставленника, сына Ибрагима,
царевича Магмет-Аминя. В 1488-1489 годах была
произведена масштабная операция по выведению из покоренного Новгорода и его
колонии, Вятки «лучших» людей. Только из одного Новгорода во внутренние области
Москвы было выведено более 7 тысяч семей купцов и «житых»* людей, а на их место было
переведено значительное количество семей московских бояр и детей боярских.
Торговое представительство Ганзы в Новгороде было
ликвидировано, и торговля с немцами была прекращена. С экономической точки
зрения это решение было колоссальной ошибкой. Но Иван III пожертвовал экономическими
выгодами ради продолжения линии на противостояние идейной экспансии Запада.
Дело в том, что за немецкими купцами всегда шли папские миссионеры. Идеи унии
церквей и различные ереси широко распространились среди новгородцев. Это не
могло не вызвать опасений у молодого русского этноса, сложившегося на основе
трепетного отношения к православию. Но все же следует признать
что, поступив столь радикально, Иван «вместе с водой выплеснул и ребенка».
Наконец, в последнее десятилетие XV века множество мелких
князей черниговских, северских и смоленских земель добровольно признали себя
вассалами Москвы, а в Югре и Великой Перми местные князья были заменены
московскими наместниками и эти огромные земли окончательно были включены в
состав Московского государства.
В правление
сына Ивана, Василия Ивановича процесс расширения Московского государства был
продолжен. В 1510 году была ликвидирована Псковская республика и вскоре над ней
была произведена экзекуция, подобная новгородской. Дело в том, что если в
покоренных княжествах боярская верхушка выступала за подчинение Москве, о чем
свидетельствовало её массовое бегство в столицу, то в республиках «верхи» были
главными противниками подчинения. Поэтому Василий, продолжая политику отца,
чтобы раз и навсегда пресечь сопротивление, и пошел на столь решительные
действия.
А 1514 году, после очередного столкновения с Литвой,
к Москве был присоединен Смоленск. В 1517 году были ликвидированы остатки
самостоятельности Рязани. В обоих княжествах Василий продолжил политику
ассимиляции населения, выводя семьи зажиточных людей в московские земли и
заменяя их третьеразрядным московским боярством.
К 1523 году все верховские,
черниговские и северские земли, ранее перешедшие под руку московского государя,
были непосредственно включены в состав государства Российского, а их князья
заменены московскими наместниками. Тогда же Москва впервые захватила кусок «Дикого
поля» между Днепром и Северским Донцом (территория нынешних Харьковской и
Сумской областей). За это время череда приобретений была омрачена только двумя
потерями. В 1505 году Казань сумела отложиться от Москвы, а в 1532 году Литва
вернула себе Гомель.
Владения московского государя
достигли почти 2.5 млн. квадратных километров. Москва неожиданно возникла на
горизонте европейской политики. На северо-западе она вышла на границы со
Швецией и Ливонией. На западе граничила с Литвой. На юге вошла в соприкосновение
с Турцией, захватившей Черноморское побережье и Приазовье, и ее вассалом
Крымским ханством.
Рост уровня пассионарной энергии приводил к дальнейшему усложнению
русской этнической системы. Из нового русского этноса выделись субэтносы
беломорских рыбаков-поморов и челдонов-первопроходцев, выходцев из Великого
Устюга. Последним суждено было в дальнейшем сыграть важнейшую роль в освоении
бескрайних просторов Сибири. После принудительной ассимиляции, произведенной
Иваном III, в состав русского этноса в качестве субэтносов вошли новгородцы, вятчане и псковичи. Высокий уровень пассионарности русских
позволил им довольно быстро ассимилировать небольшие финские племена, такие как
ижора, водь, весь, чудь заволоцкая и других. В
короткий срок русскими субэтносами стали смоляне, рязанцы и северяне. В
результате последних приобретений, границы Московского государства, за
исключением северо-востока, в основном совпадали с ареалом распространения
нового русского этноса и его субэтнических
образований. То есть Московское государство в конце XV – начале XVI веков стало мононациональным русским государством.
А в Польше и Литве в это время также началось интенсивное движение
православного народонаселения. Но причины и характер этого исхода были
совершенно иными. После превращения Галиции в Русское воеводство Польши, там
начался процесс закрепощения свободных крестьян. Усиление феодального гнета
сопровождалось притеснением православной веры, то есть попытками ополячивания жителей Галича. Все это привело к массовому
бегству православного населения из Галиции и внутренних областей Польши в
запустевшие киевские и переяславские земли, принадлежавшие Литве. То есть, практически
началось возвращение назад потомков тех, кто покинул эту землю в XII и XIII веках. И поток этот, по
мере ослабления Золотой Орды и усиления Литвы, все более нарастал. Однако, в
1447 году, после поражения православной партии в гражданской войне и
провозглашения сына Ягайлы, Казимира королем Польши и
великим князем Литовским, Волынь, Подолия и Киевское княжество также были
объявлены польскими воеводствами. И в них начались те же процессы закрепощения
православных крестьян польскими магнатами и шляхтой. Кроме усиления
крестьянских повинностей магнаты также монополизировали права на производство
муки и алкоголя.
В этот период в Европе сложилась благоприятная для экспорта
сельхозпродукции конъюнктура, стимулирующая ее товарное производство. Для
повышения эффективности своих хозяйств магнаты стали сдавать имения и производства в аренду опытным управляющим. А
так как лучшими управляющими оказались евреи, то очень скоро все имения, мельницы,
винокурни, многочисленные харчевни и шинки, где население должно было приобретать
спиртное, оказались в их управлении. Обеспечивая максимальную прибыль
владельцам и не забывая себя, они умело выжимали из тяглого населения все соки,
придумывая все новые повинности.
В период правления Казимира началась практическая реализация Городельской унии. В Литве по польскому образцу был создан
сейм и образована шляхта, пользовавшаяся такими же правами и привилегиями, что
и польская. Но условием получения привилегий был переход в католическую веру.
Третий путь, выбранный в свое время молодым литовским этносом, оказался
тупиковым. Уже к началу XV века языческий литовский
этнос оказался в полной изоляции, окруженный западно-христианским, православным
и исламским «мирами». А без искренних друзей и союзников ни один этнос выжить
не может. И потому перед литовцами встал вопрос – продолжать ли попытки
возглавить православную общность восточных славян или через союз с католической
Польшей влиться в западноевропейский мир. И выбор этот определялся не
экономическими или политическими выгодами, а комплиментарностью. Принять
православие, оттеснить Москву и возглавить союз православных славянских земель,
а затем, используя энергию литовского этноса, постепенно ассимилировать
славянские народы – казалось бы, вот историческая перспектива, открывавшаяся
перед блестящей Литвой.
Но «нет на свете царицы, краше польской девицы». Этнические симпатии не
подвластны разуму. Более века литовские витязи, совершая набеги на Польшу,
вместе с добычей привозили оттуда невест. Так, постепенно происходило
проникновение польской культуры в литовский этнос, что в конечном итоге и
обусловило победу католической партии в гражданской войне в Литве. А созданные Городельской унией условия предопределили «ополячивание» наиболее пассионарной части литовского
этноса. Знатные литовцы, принимая католичество и становясь магнатами или
шляхтой, постепенно вливались в польский этнос. Те же пассионарные литовцы,
которые сохранили верность православию, уходили на службу к московскому князю.
Так литовская пассионарность растеклась по соседям, реанимировав этнические
процессы в этих странах. Парадоксально, но в результате унии изначально более
мощная Литва оказалась поглощенной Польшей. А литовский этнос, растерявший свою
энергию и так и не достигший акматической фазы, к XVI веку практически уже
оказался в фазе инерции и постепенно сошел с исторической сцены.
При Казимире начался процесс
насильственного внедрения униатства в православных землях Польши и Литвы,
поддержанный верхушкой литовской православной церкви, ставшей богатейшим феодалом. Дело доходило до того,
что магнаты-католики сдавали находившиеся на их землях православные храмы в
аренду тем же евреям. А те уже брали плату с прихожан за право проводить в
храмах службы. Все это вызывало резкий протест православного населения. И с
середины XV века начался массовый уход наиболее активной, то есть пассионарной части
православных жителей Польши и Литвы еще дальше на границу, в «Дикое поле». Там,
по обоим берегам Днепра в районе Черкасс, смешиваясь с потомками половцев и
черкасов*, они образовали
военизированные общины черкасских казаков. А благодаря высокой концентрации
пассионарности, эти общины стали зародышем нового этнического процесса,
приведшего в дальнейшем к возникновению самобытного украинского народа.
В Москве в этот период положение крестьянства было намного лучше.
Крепостная зависимость еще отсутствовала. Повинности в пользу землевладельцев
были несравнимо более легкие, чем в Польше и Литве. И то, что православные
крестьяне, бежавшие из Польши от феодального и религиозного гнета, уходили не в Москву, а в «Дикое поле»,
красноречиво свидетельствовало о том, что этническое единство русских Литвы и
Москвы уже давно перестало существовать. Сохранялось лишь единство веры,
определявшее общую ментальность, то есть единство на суперэтническом
уровне.
В 1530 году при польском короле Сигизмунде
Казимировиче был принят знаменитый «литовский статут», определявший
административно-политическую и культурную автономию Литвы в рамках
Польско-Литовского государства. Согласно этому статуту, притеснение православия
в Литве было прекращено, а православные магнаты и шляхта получили равные с
католиками права и привилегии. Одновременно городам Литвы было даровано
«магдебургское право», согласно которому
ремесленники объединялись в самоуправляемые цеха, защищенные от произвола
местных магнатов. По статуту евреям было запрещено жить в православных землях
Литвы, и они были выселены в католические области Польши. Принятие статута
обеспечило лояльность православных литовских земель в борьбе Литвы с Москвой, и
позволило отвести угрозу перехода всех русских земель Литвы под руку Москвы.
Благодаря этой лояльности литовцам удалось одержать ряд побед над москвичами и
вернуть Гомель.
Но, после ухода евреев доходность товарных хозяйств резко упала, и уже в
1533 году под давлением магнатов, не желавших терять свои прибыли, им было
разрешено вернуться в Литву. Одним из условий их возвращения было участие в
городских ополчениях. В случае войны евреи обязаны были выставлять 1000 человек
конного войска. Но, впрочем, едва вернувшись и обустроившись, они купили себе
полное освобождение от воинской повинности.
В то время как в Москве права и привилегии князей и бояр неуклонно
сокращались в пользу государя-самодержца, в Польше происходили обратные
процессы. Поэтому православная литовская шляхта, получив удовлетворение в
вопросах веры, предпочла подчинение польской короне, проигнорировав своих
московских единоверцев. Данный факт еще раз подчеркивает утрату этнического
единства русских Литвы и Москвы. Не имея возможности создать независимое
государство, православная верхушка русских земель Литвы из двух равносильных
центров выбирала тот, который в данный момент лучше обеспечивал их экономические,
политические и религиозные интересы и этнические связи роли уже не играли.
Стремительный
рост Московского государства привел к дальнейшему изменению отношения к
верховной власти, к московскому государю. Именно в период правления Ивана III в основном завершился процесс формирования
представлений о власти государя, как власти, данной от бога. Самим Иваном и его
окружением было предпринято ряд шагов в
этом направлении. В 1472 году Великий князь Московский женился на племяннице
последнего византийского императора, Софье Палеолог. Эта женитьба в глазах
москвичей делала их государя приемником византийских императоров, а Москву –
новым духовным и политическим центром мирового православия. Как отмечал
Ключевский: «царевна, как наследница павшего византийского дома, перенесла его
державные права в Москву как новый Царьград».
Благодаря
влиянию Софьи и ее греческого окружения, в Москве укореняется более пышный
церемониал и не виданная на Руси роскошь. Выписанные из Италии мастера строят
новый каменный Успенский Собор, роскошную Грановитую палату и новый каменный царский
дворец. Простота отношений бояр и государя постепенно исчезает. Изменение политического
статуса потребовало и изменения титула. Во внешнеполитических актах московский
князь стал именовать себя государем всея Руси, а в сношениях с
малозначительными государствами, а также во внутренних отношениях Иван стал
даже именоваться царем или самодержцем Всея Руси. Чтобы подчеркнуть свою
преемственность византийскому императорскому дому, Иван взял себе византийский
герб – двуглавого орла. Простое русское имя Иван уже не соответствовало
пышности титулов, и потому московский государь стал именоваться
церковно-книжным именем Иоанн.
Новое положение московского государя потребовало и новой генеалогии. Происхождение
от «неумытых» варягов могло удовлетворить Великого князя, но не самодержца Российского.
Было составлено сказание о происхождении Рюрика, предка русских князей от
римского императора Августа. А вскоре появилось сказание о том, что Владимир
Мономах, внук византийского императора Константина Мономаха, осуществлял
совместное с императором правление всем православным миром и был венчан на
царство, получив от императора царский венец, знаменитую шапку Мономаха. В
течение жизни нескольких поколений в московское общество внедрялась мысль, что
Москва – третий Рим, а четвертому не бывать.
Все эти нововведения были благосклонно встречены московским народом. Переход
от постыдного положения ордынского улуса к статусу Великой державы льстил
воображению москвичей. Тем более что переход этот осуществлялся благодаря их
самоотверженным трудам и кровавым жертвам. И то, что жертвы и труды эти были не
напрасны, что знамя защиты православия, поднятое благоверным Александром
Невским, гордо реяло над просторами Русской равнины, еще больше укрепляла в них
веру в самодержавные принципы. Уважение и преклонение москвичей перед своим
государем хорошо выражают народные поговорки, появившиеся в начале XVI века: «Воля государева –
воля божия», «то знает бог да великий государь» и других. Так, благодаря
успехам в деле собирания русских земель, достигнутым под руководством
государя-самодержца, державность и вера в доброго и справедливого царя на века
укоренилась в сознании русских людей