Первые ласточки

Боже! Ты знаешь – не ради себя –

Многострадальный народ свой

лишь паче души возлюбя!…

Веруя в чаянье лучших времен, -

Все лишь в конец претерпевший – спасен!

Аполлон Майков. «В Городце»

К середине XIII века осколки того, что некогда называлось Киевской Русью, были зажаты между двумя могучими хищниками: с юго-востока нависала грозная Золотая Орда, а c северо-запада нарастал натиск сил западно-христианского суперэтноса. Восточные славяне, вступившие в фазу обскурации, не могли противостоять сразу двум угрозам и, казалось, что участь их решена. Но тут начали проявляться последствия грандиозного события, послужившего причиной появления нескольких новых народов в Европе, Азии и даже в Африке. В начале XIII века в меридианальной полосе от дюн Прибалтики до Абиссинского нагорья произошел пасссионарный толчок. Он привел к появлению среди прибалтийских племен, восточных славян, тюрок Малой Азии и жителей Аксума (Эфиопии) большого числа пассионарных (энергоизбыточных) особей, количество которых в силу их высокой активности и плодовитости, быстро росло. Точно определить момент пассионарного толчка не представляется возможным, так как для современников он проходит совершенно незаметно и не фиксируется какими-либо связанными с ним событиями. Неясен даже механизм его возникновения, длительность проявления и причины генетических микромутаций, меняющих энергетический баланс вовлеченных в них людей. Однако косвенным образом момент пассионарного толчка можно попытаться определить, исследуя даты рождения исторически зафиксированных пассионариев. Этот момент определяется синхронным появлением значительного количества пассионариев, при отсутствии таковых в предшествующий период.

И здесь для определения момента пассионарного толчка наиболее целесообразно исследовать процессы, происходившие в границах современной Литвы. Прибалтийские племена к началу XIII века находились в гомеостазе, статической фазе, характеризуемой практически полным отсутствием пассионарных особей. Ситуация на момент начала крестового похода Тевтонского Ордена и Ордена Меченосцев очень напоминала борьбу европейских колонизаторов и индейцев в Северной Америке. Разобщенные прибалтийские племена пруссов, куршей, летгола, земгола, жмуди, аукштайтов и ятвягов не имели шансов в борьбе с объединенными силами католической Европы. Казалось бы, смертельная опасность должна была заставить племенных вождей объединиться. Но тогда они должны были добровольно уступить часть своей родовой власти и преодолеть многовековые счеты и вражду, что требовало наличие политической воли и умения трезво оценивать ситуацию. А это, в свою очередь, возможно только при наличии пассионарной энергии, которая в статичном этносе как раз и отсутствует. Словом, прибалтов ждала печальная участь, что и подтвердила судьба пруссов, куршей и летголов. Все они были истреблены или ассимилированы, но своим упорным сопротивлением до конца XIII века задержали экспансию крестоносцев на юго-восток.

А за это время, в зоне этнического контакта прибалтийских и восточнославянских народов завершился процесс объединения племен в единое государство, способное противостоять натиску с Запада. Датой его начала можно считать 1235 год, когда князь Миндовг захватил земли и городки Черной Руси. С их помощью он преодолел ожесточенное сопротивление племенной знати, объединил племена Жемайтии (жмуди) и Аукштайтии в княжество Литовское и стал первым Великим князем. В 1236 году войска объединенной им Литвы разгромили Орден Меченосцев при Шауляе, тем самым, отведя реальную угрозу гибели едва начавшего зарождаться литовского этноса.

Миндовг, безусловно, был ярким пассионарием, одержимым жаждой власти и идеей создания мощного централизованного литовского государства, способного противостоять внешней агрессии. Для достижения своих целей он не останавливался ни перед чем. В зависимости от ситуации внутри княжества, Миндовг натравливал то славян на прибалтов, то прибалтов на славян. А во внешней политике он то заключал союз с немцами против русских, то с русскими против немцев.

В 1244 году, при попытке отвоевать у объединенного Ливонского^* Ордена земли куршей и земголов, Миндовг потерпел поражение. Оно во многом объяснялось предательством племенной знати, пытавшейся с помощью немцев вернуть свои утраченные привилегии. Чувствуя реальную угрозу потерять власть, он заключил союз с крестоносцами против Владимирской Руси и в 1250 году фиктивно принял католичество. Благодаря этому Миндовг заручился поддержкой ливонцев и принял из рук папы королевскую корону. Одновременно он заключил союз с православным Галицким княжеством, выдав в 1253 году свою дочь замуж за сына Даниила Галицкого, сохранив, таким образом, за собой земли Черной Руси. При этом Миндовг вел тайные переговоры с Александром Невским, изменив традиционной политике набегов на земли Великого княжества Владимирского. Уже в 1260 году он отрекся от католичества, в битве при Дурбе нанес сокрушительное поражение войскам Ливонского Ордена и заключил с Александром союз для совместных действий против немцев.

Но каким бы энергичным и решительным не был первый литовский князь, один он не сумел бы сломать древние традиции и осуществить объединение различных племен в единое государство. Рядом с ним должно было быть достаточно большое количество таких же пассионариев, способных осознать и воплотить в жизнь предложенные им идеи. Их появление среди литовцев не может быть связано с «генетическим дрейфом», т.е. распространением пассионарности путем миграции или этнических контактов с пассионарными этносами, так как таковых явлений в рассматриваемый период отмечено не было. Таким образом, появление в поколении Миндовга значительного числа пассионариев может быть объяснено только совпадением пассионарного толчка с периодом их рождения. Точная дата рождения Великого князя неизвестна. Предположительно, он родился между 1210 и 1215 годами и, следовательно, с большой вероятностью можно считать, что пассионарный толчок пришелся именно на этот отрезок времени.

И в этот же период, в 1220 году в Переяславле родился еще один ярчайший представитель того времени, один из самых любимых и почитаемых в народе героев – Великий князь Александр Невский. О военных успехах и политической деятельности Александра написано немало и мнения о нем весьма противоречивы. Православная церковь канонизировала князя, официальная российская историография и «славянофилы» всегда высоко оценивали его деяния, в то время как у «западников» к Александру имеется множество претензий. Для того чтобы разобраться в этих противоречиях мы попробуем оценить труды Великого князя с точки зрения его влияния на этногенез русского народа.

Мы выяснили, что в начале XIII века на территориях юго-восточной Литвы, Черной и Белой Руси, а также Киевского княжества произошел пассионарный толчок, приведший к появлению в этих землях энергоизбыточных особей, стремящихся израсходовать излишек энергии на совершение различных деяний. В начальный момент их активность напоминает броуновское движение. Каждый жаждет достичь своих личных целей: славы, почета, богатства, успеха, любви или даже яркой смерти. Характер устремлений зависит от воспитания, окружающей обстановки и множества других факторов и в целом не влияет на ход исторического процесса. Для того чтобы деятельность пассионариев стала реально заметной, необходима объединяющая их идея и яркая личность или личности, способные эту идею сформулировать и дать пример служения ей. Если использовать физическую аналогию для объяснения этого процесса, то пассионариев можно представить в виде доменов ферромагнитного вещества, дипольные моменты которых направлены хаотично в разные стороны и суммарная намагниченность близка к нулю. Но при помещении ферромагнетика в достаточно сильное магнитное поле все домены разворачиваются своими векторами вдоль силовых линий, суммируя свои усилия, и ферромагнетик превращается в магнит, способный совершить огромную работу.

Но, кроме вышеуказанных условий, для успешного запуска процесса этногенеза необходимо наличие еще как минимум двух благоприятствующих факторов. Географического – наличие в месте зарождения этноса двух и более разнородных ландшафтов и, соответственно, разных хозяйственных укладов. И этнического – наличие не менее двух различных этнических субстратов, необходимых для формирования нового этноса. И в этом отношении ситуация на территориях прибалтийских племен и осколков Киевской Руси в зоне толчка была существенно различной.

Литовский этнос зарождался на границе Аукштайтии и Черной Руси на стыке приморского и континентального лесных ландшафтов. Исходными субстратами выступали пассионарии прибалтийских племен, славян Черной Руси и ятвягов, племени финно-угорской группы. Объединяющая идея была очевидна – создание сильного централизованного государства, способного отразить смертельную угрозу с Запада. Яркая личность, способная ее сформулировать и решительно отстаивать – князь Миндовг, тоже появилась вовремя. Сопротивление этой идее, в силу неразвитости политических и государственных институтов, было относительно невелико. К тому же, гомеостатический этнос характеризуется практически полным отсутствием субпассионариев, которые своим безмерным эгоизмом и деструктивной активностью способны разрушить любые начинания, требующие самоограничения и самопожертвования. Это позволило уже первому поколению пассионариев надломить старые родовые и этнические связи и создать новую консорцию, а вокруг нее достаточно сильное государство, способное отразить внешнюю агрессию. Таким образом, можно считать, что пусковой момент литовского этногенеза пришелся на 1236 год, когда потомки прибалтов и славян, впервые ощутившие внутреннее единство, победили грозных крестоносцев. Однако в силу слишком короткого промежутка времени, прошедшего с момента толчка, консорция была еще слишком малочисленна и потому - крайне слаба. И после трагической гибели своего прародителя (князь Миндовг был предательски убит племенными вождями в 1263 году) казалось, что зародыш должен погибнуть. Действительно, в 1284 году Жемайтия была захвачена Тевтонским орденом, центральная власть ослабела, местные князьки в значительной мере вернули свои привилегии. Но все же плод пережил внутриутробное развитие и в начале XIV века при князьях Витене и Гедемине, присоединивших к Литве Полоцкое княжество и всю Белую Русь, произошло рождение нового литовского этноса, уверенно вступившего в фазу подъема.

Совершенно иная картина наблюдалась в затронутых пассионарным толчком землях бывшей Киевской Руси. Однородность ландшафта внутренних областей Белой Руси и Киевской земли, равно как и однородность народонаселения, исключали возможность возникновения на этих территориях новых этнических образований. Появившиеся в зоне толчка пассионарии не могли найти выход своей энергии, так как хорошо развитые государственные институты и жесткие традиции блокировали всякую попытку внести что-либо новое и конструктивное в устоявшуюся жизнь. Многочисленные субпассионарии, характерные для фазы обскурации, создавали дополнительные препятствия на пути распространения новых идей. Пассионарные личности вынуждены были уходить на границы ареала в места этнических контактов, где их энергия могла быть востребована.

На момент пассионарного толчка на границах бывшей Киевской Руси можно выделить 4 зоны, ландшафтные и этнографические условия в которых могли способствовать зарождению этнических процессов. Это рассмотренная выше Северо-западная пограничная зона, где возник литовский этнос. Юго-западная зона, охватывающая территорию Галицко-волынского княжества, находившегося на границе равнинного и предгорного лесных ландшафтов в соседстве с венграми, западными славянами и румынами. Южная зона сочетания леса и степи с остатками половцев и других полукочевников. И, наконец, северо-восточная зона волго-окского междуречья, где поймы крупных рек сочетались с лесными водоразделами и происходили интенсивные контакты с финно-уграми, тюрками, а впоследствии и с монголами.

Южная зона второй половины XIII века, после монгольского погрома представляла собой «пустыню». В ней наблюдался массовый исход, как славянского, так и тюркского населения и не о каких этнических контактах не могло быть и речи. Лишь через два века, когда началось практически повторное заселение среднего и нижнего поднепровья из Белой Руси и Волыни и постепенное возвращение разгромленных половцев и других степняков в родные места, эта зона стала местом рождения нового украинского этноса. Поэтому в XIII веке, кроме месторазвития литовского этноса, на границах Киевской Руси имелись только две зоны, которые могли стать местом зарождения новых этнических процессов. Это было волго-окское междуречье и северо-восточное прикарпатье.

Какой из них суждено было стать колыбелью нового народа, определялось тем, куда устремиться основная масса пассионариев, не находивших применения своим нерастраченным силам на своей родине. А это, в свою очередь, зависело от того, где сложатся благоприятные для их самореализации условия, то есть, где им будет предложена достойная идея, вокруг которой они смогут объединиться.

Необходимая пассионариям объединяющая идея, заключавшаяся в собирании разрозненных русских земель для спасения от погибели, так же, как и в Литве, к началу 50-х годов XIII века на Руси выкристаллизовалась достаточно четко и не подлежала сомнению. Но по вопросу о том, под каким знаменем, с кем и против кого необходимо объединяться, восточнославянский мир раскололся на два лагеря. Одни выступали за союз с католической Европой против Золотой Орды и проводниками этой линии выступали черниговские князья и знаменитый галицкий князь Даниил, а другие, наоборот, видели спасение в союзе с монголами против католической экспансии, и главным идеологом здесь был Александр Невский.

Спор этот актуален и поныне, но в середине XIII века от его разрешения зависела судьба не только политических, но и этнических процессов на просторах Восточно-европейской равнины. Как справедливо отмечал Г.В. Вернадский, монгольская экспансия несла народам «рабство тела», а латинская – «рабство духа». В монгольской империи XIII века царила веротерпимость. Требуя от покоренных народов политического подчинения, монголы не вмешивались в их духовную жизнь. К тому же, в силу своей малочисленности, монголы не могли ставить задачу ассимиляции подчиненных народов. Более того, они покровительствовали православной церкви в зависимых от них славянских землях, предоставив ей полную свободу действий. Монголы справедливо полагали, что в условиях политической дезинтеграции, когда князья были заняты постоянной борьбой друг с другом, только сильная церковная власть была способна эффективно контролировать население покоренных земель. В то же время крестовые походы католической Европы однозначно предполагали обращение «схизматиков» в «истинную» веру и истребление «неверных». Находившаяся в акматической фазе (фазе пассионарного перегрева) Западная Европа обладала огромными ресурсами невостребованных на родине пассионариев, способных не только покорять земли, но и ассимилировать их население. Таким образом, народы, вошедшие в сферу влияния монголов, сохраняли веру и этническое самосознание а, следовательно, и перспективы развития. Подчинившиеся же «латинскому» натиску неизбежно должны были раствориться в мощном потоке западно-христианской цивилизации или в лучшем случае стать винтиками гигантской романо-германской машины.

Соответственно и миграция населения из разоренных русских земель разделилась на два потока. Один уходил в Галицко-волынскую землю, где комплиментарность местного населения к народам соседних католических государств была в целом положительная, а отношение к азиатским завоевателям резко отрицательное. Другой поток двигался на северо-восток, в земли Великого княжества Владимирского, где даже к середине XIII века преобладало финно-угорское население, и картина комплиментарности была обратной.

Здесь следует прояснить вопрос - почему же у восточных славян, еще недавно представлявших единую суперэтническую целостность, комплиментарность оказалась столь различной. Комплиментарность есть величина, зависящая от соотношения ритмов этнических полей контактирующих этносов. Чем ближе эти ритмы, тем положительнее комплиментарность. Ритм или частота этнического поля, определяющий стереотип поведения этноса, даже в начальных фазах этногенеза у каждого этноса, входящего в суперэтническую целостность, свой. Объединяющим фактором в суперэтнической системе выступает не общий стереотип поведения, а общая ментальность, которая для восточных славян Киевской Руси в основном определялась православной верой. Кроме того, стереотип поведения у каждого этноса постоянно изменяется как под воздействием окружающей среды, так и вследствие влияния соседних этносов, причем последнее влияние наиболее сильно сказывается после распада суперэтнической целостности и потери общей ментальности. Потому-то ритм этнического поля и, соответственно, стереотип поведения жителей Галича и Волыни в XIII веке начал сближаться со стереотипом поведения их соседей - западных славян и венгров, в свою очередь уже втянутых в орбиту западно-христианского суперэтноса. В то же время стереотип поведения жителей волго-окского междуречья стал смещаться в сторону населявших Поволжье финно-угорских и тюркских племен.

Массовый исход населения из Русской земли на Волынь и в «Залесскую украйну», которой во времена Киевской Руси называлось волго-окское междуречье, начался задолго до описываемых событий. Ключевский, подробно изучивший эти процессы, показал, что они начались еще в середине XII века. Движение на запад он исследовал по польским и венгерским источникам. Другое направление исхода можно проследить по многочисленным топонимам, перенесенным переселенцами из киевских земель на северо-восток, и по старославянским былинам, утраченным из-за смены населения в месте их возникновения и сохраненным переселенцами во владимирских землях. На массовость и направление исхода указывает и появление новых дорог в ранее непроходимых местах. В XI веке сообщение между Ростово-Суздальской землей и Киевом осуществлялось окружной дорогой по Волге до верховий и далее по Днепру через Смоленск. Прямой же путь через дремучие Брянские леса считался совершенно непроходимым. Леса эти были настолько глухие, что северо-восточная окраина Киевской Руси, край тоже вполне лесной, называлась Залесской. Недаром в былинах об Илье Муромце его проезд в Киев «дорогой прямоезжею» через владения «соловья-разбойника» рассматривается как настоящий подвиг. И даже еще в начале XII века Владимир Мономах гордился тем, что он сумел пройти этим тяжелым путем. Но уже в середине XII века Юрий Долгорукий водил прямым путем целые полки, что свидетельствует об интенсивном движении населения, постепенно прочищавшем дороги в этих дремучих лесах. Уходя на восток, переселенцы уносили не только топонимы, но и само название родной земли. И когда Москва, поднявшись, объединила вокруг себя северо-восточную Русь, то бывшая киевская «украйна» стала называться Россией, а та часть значительно обезлюдевшей русской земли, которая впоследствии была присоединена к Москве, стала именоваться «Украйной», то есть окраиной новой России, а ее жители - украинцами.

В вопросе о причинах этого исхода мнения исследователей расходятся. Ключевский и ряд других историков во всем обвиняли половцев и других степняков, терзавших русскую землю. Л.Н. Гумилев справедливо отмечал, что половцы нападали на Русь в период ее расцвета значительно чаще, чем в период упадка и причины начавшего исхода необходимо искать в экономическом ослаблении коренных русских земель. Экономический упадок в свою очередь был связан с утратой торговым путем «из варяг в греки», вокруг которого, собственно, и создавалась Киевская Русь, своего первоначального значения, что определялось изменением геополитических факторов в восточном средиземноморье. К середине XII века крестовые походы открыли западноевропейцам средиземноморский торговый путь в Малую Азию и Ближний восток, более удобный по сравнению с днепровским, и прежний путь захирел.

Вместе с ослаблением транзитной торговли стала исчезать и связанная с ней инфраструктура. Первыми ушли торговые люди, дававшие князьям основные доходы в виде торговых пошлин. За ними потянулись ремесленники и все, кто так или иначе, был связан с товарным производством, так как значительное уменьшение денежной массы и общее обнищание привело к резкому снижению внутреннего товарооборота и постепенному возврату к натуральному хозяйству. Дружинники, перестав получать привычно богатое содержание и пользуясь старинным правом свободно менять «хозяина», стали уходить к сильным князьям в другие земли. Княжеская власть ослабела и уже не могла эффективно поддерживать порядок в русской земле. И хотя половцы, усмиренные Владимиром Мономахом, а также другие кочевники и полукочевники действительно не предпринимали серьезных самостоятельных набегов на русские земли, но князья все чаще сами приглашали их для решения своих проблем, в качестве платы позволяя грабить русские поселения. Причем черниговские князья предпочитали приглашать половцев, а киевские – их врагов торков и берендеев. Кроме того, князья позволяли своим союзникам, постепенно переходящим к оседлой жизни, расселяться в глубине своих территорий и те, пользуясь слабостью княжеской власти, уже на местном уровне занялись привычным для них делом, то есть грабежом славянского населения.

В этих условиях и смерды, продолжавшие платить дань князьям, но переставшие получать эффективную защиту, стали покидать родные места. Большими группами, а то и целыми селами (идти в одиночку в то время было бы равносильно самоубийству) уходили они в неизвестность. Снимались осенью, после уборки урожая. Впереди шли мужики с топорами, рубившие гати и наводившие переправы через многочисленные речки и ручейки. Рядом с телегами, запряженными чахлыми крестьянскими лошаденками, брели женщины, старики и старшие дети. Сзади, привязанные к телегам, тяжело ступали главные крестьянские кормилицы - коровы, рядом трусили козы и овцы. На телегах лежал только самый необходимый крестьянский скарб и запасы муки и овощей, в клетках кудахтала и гоготала птица, а между ними на редком осеннем солнце сверкали белобрысые головки младших детей. Путь, особенно на северо-восток, был очень труден. Телеги вязли в многочисленных болотцах и глубоких бродах, каждый метр пути требовал значительных усилий по расчистке дороги. Те, кто не выдерживал трудностей, найдя среди чащоб подходящие сухие поляны, рубил избы и оставались на зимовье. Так, постепенно, вдоль прокладываемых дорог стала появляться цепочка мелких поселений, облегчавших последующим переселенцам путь на Волгу.

Наблюдавшийся процесс постепенного ухода населения из русских земель резко усилился после уже упомянутого грандиозного разгрома Киева в 1203 году войсками Рюрика, а монгольское нашествие окончательно лишило Киевские земли остатков политического значения, а также народонаселения. Сам Киев превратился в захудалый городок с двумястами дворов, а плодородные русские земли запустели настолько, что в XV веке их пришлось заселять заново.

Но даже после выяснения причин исхода населения из поднепровья, остается неясным вопрос о причинах выбора направления движения. С западным направлением на Днестр и верховья Вислы все достаточно ясно – восточные славяне возвращались в родные места, покинутые ими несколько веков назад. Но упорное движение через «непроходимые» брянские леса в северо-восточные земли, при игнорировании естественного пути вверх по Днепру через Смоленск в богатый Новгород, требует объяснения. Первопричину этого явления следует искать в оживлении волжского торгового пути, которое началось практически одновременно с закатом днепровского. Оно было вызвано экономическим ростом государств среднего и нижнего Поволжья и Прикаспия, таких как Волжский Булгар и Хорезм, который во времена хорезмшахов (1100 – 1220) достиг наибольшего могущества и вышел на северное побережье Каспия и дельту Волги. Кроме того, оживлению торговли по Волге способствовал и мирный договор, заключенный между Ростово-Суздальскими князьями и восточными половцами. Это оживление в свою очередь вызвало экономический рост и приток населения в прилегающих к Волге северо-восточных землях Киевской Руси и усиление ее князей. Поэтому Юрий Долгорукий, а затем и его приемники - Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо, с середины XII века начали проводить целенаправленную политику привлечения людей в свои обширные, но все еще малонаселенные земли. Они предоставляли переселенцам различные льготы, помощь и защиту от недовольства местного населения, которое всегда возникает на бытовом уровне при появлении «чужаков». Иная картина наблюдалась в Новгородской республике, которая, почувствовав ослабление центральной власти, всеми силами стремилась обособиться. Богатые и образованные новгородцы с презрением смотрели на жителей понизья. Какой прием переселенцам с юга они могли оказать, лучше всего демонстрировали их «ушкуйники», разбойничавшие в верхнем Поволжье. А сильной княжеской власти, заинтересованной в привлечении мигрантов, в то время в Новгороде не было.

Потому-то торговые люди, ремесленники и вся наиболее активная часть населения русской земли и устремилась из поднепровья в волжско-окское междуречье, выбрав более трудный, но зато открывавший большие перспективы, путь. Эти активные или, как сейчас принято говорить – деловые люди, развивали торговлю, ремесла и приносили немалую выгоду Владимирской земле и ее князьям. Менее же активные двинулись значительно более легким путем на Волынь, в некогда родные земли, где их по прошествию стольких веков уже никто не ждал, и где им приходилось довольствоваться малым. Там, конечно, было не перспективно, но зато надежно и безопасно. Таким образом, задолго до пассионарного толчка, в течение длительного времени в зонах, пригодных для развития этнических процессов, происходило изменение качественного состава населения, и перераспределение это было отнюдь не в пользу Волыни. Поэтому к началу XIII века Владимирское княжество только вступило в фазу обскурации, а Галицко-волынское уже глубоко увязло в ней.

До середины XIII века исход русского населения оказывал влияние только на экономическое и политическое положение западных и восточных окраин, вызывая их усиление за счет традиционного центра, но не затрагивал этнические процессы. Ключевский, исследуя топонимы северо-восточных земель, обнаружил, что славяне не заселяли каких-либо отдельных значительных территорий, и не вытесняли местное население. Деревни и села славян располагались вперемешку с поселениями финно-угров. Первоначально славяне традиционно селились в поймах крупных рек, в то время как финно-угры занимали лесные водоразделы. Таким образом, здесь наблюдалась не колонизация, а проникновение переселенцев, занимавших свободные ниши в этно-ландшафтной структуре аборигенов, то есть славяне и финно-угры жили в симбиозе, но не смешивались друг с другом. Но после пассионарного толчка ситуация резко изменилась.

Галицкая земля, в первые десятилетия после монгольского нашествия не платившая дани «поганым», стараниями князя Даниила и первых пассионариев, покинувших русские земли, значительно укрепилась и территориально, и экономически, и демографически. Даниил сумел преодолеть жестокое внутреннее сопротивление древнего галицкого боярства, не желавшего каких-либо перемен, и черниговских князей, традиционно претендовавших на Галицкий стол. А в 1249 году под Ярославлем Волынским он одержал решительную победу над внешним врагом - венграми и поляками, превратив, таким образам, Галич в мощный центр восточнославянской государственности. Стремясь укрепить свою землю, Даниил, так же, как и владимирские князья, старался создать для переселенцев максимально благоприятные условия. Поэтому многочисленные субпассионарии русской земли, наряду с гармоничными личностями, в поисках спокойной жизни в основном уходили на запад, усугубляя и без того глубокие обскурационные процессы, наблюдавшиеся в Галицком княжестве.

Но субпассионарии не способны трезво оценивать ситуацию, прогнозировать последствия своих действий и отстаивать завоеванное. Поэтому прозвучавшее в 1250 году требование Батыя - «дай Галич» было воспринято обществом как гром среди ясного неба и реальных сил, готовых сражаться за свободу Отечества, несмотря на всеобщую ненависть к монголам, в Галиче не нашлось. Даниил вынужден был поехать в Сарай и выказать полную покорность Батыю, за что он был пожалован ярлыком на княжение в собственных землях и получил поддержку Золотой Орды в европейских делах. Эта поддержка резко повысила авторитет Галицко-волынского государства в Западной Европе. Сын Даниила Лев женился на дочери венгерского короля Белы IV, а другой сын Шварн – на дочери Великого князя Литовского Миндовга. А в 1252 году Даниил со своими войсками при поддержке монголов вмешался в дела австрийского двора на стороне Белы IV.

Казалось, что перед ним открываются широкие политические перспективы, и Галицкое княжество может превратиться в сильное государство на стыке Восточной и Западной Европы, способное собрать вокруг себя разрозненные русские земли. Но собирать их можно было только под знаменем православия, как единственной составляющей общей ментальности, еще сохранившейся у восточных славян к этому времени. А поднять это знамя в тех условиях можно было, только опираясь на Золотую Орду. Однако, «сила вещей» штука непреодолимая. Отношение общества к подчинению Орде было резко отрицательным. «О злее зла честь татарская» - писал волынский летописец. Субпассионарии не способны подняться над своими пристрастиями ради далекого прогноза, который они не могут даже осознать. Даниил тяготился милостью Батыя, принятие которой осуждалось галичанами. Он рассматривал этот союз не как стратегическую линию, а как вынужденный тактический шаг. Поэтому Даниил начал переговоры с папой об унии церквей под эгидой католичества. В 1255 году он принял из рук Иннокентия IV королевскую корону и обещание организовать крестовый поход против восточных варваров.

Увы, в Галиции не оказалось сил, достойных открывавшейся исторической перспективы, а сам Даниил не сумел понять, что своими действиями он превращал государство в заурядное католическое королевство и арену будущего кровавого столкновения Западной Европы с Золотой Ордой. В этих условиях, появившиеся во внутренних областях русской земли пассионарии, для которых вера становилась не просто данью традиции, а вопросом совести, проигнорировали блистательное королевство Даниила и устремились на северо-восток под знамена Александра Невского.

По счастью для Галиции планы крестового похода не осуществились. В самом же королевстве желающих постоять за Отечество не нашлось. Этнос, лишенный пассионарной энергии, был обречен. В 1261 году, по требованию монгольского баскака Бурундая, Даниил вынужден был срыть все крепости и капитулировать перед Ордой. Благодаря этому трагический конец галицкой государственности был оттянут на несколько десятилетий. Но в 1339 году Казимир Великий без всякого сопротивления присоединил к Польше остатки некогда могучего королевства, народ которого был включен в западноевропейский суперэтнос.

Деяния Александра Невского явились полной противоположностью деятельности Даниила Галицкого. Будучи ярчайшим пассионарием, Александр сумел найти линию поведения, единственно возможную в тех непростых условиях. А условия эти, даже по сравнению с Галицким княжеством, были крайне тяжелыми. Над Псковом и Новгородом нависла угроза поглощения «крестоносным потоком». Киевские и черниговские земли обезлюдели. Само Владимирское княжество разваливалось. Тверские, ярославские, суздальские, костромские князья тянули каждый в свою сторону. Очевидно, что в этих условиях славянам на северо-востоке была уготована судьба раствориться среди финно-угорских и тюркских народов. Нужна была идея, вокруг которой могли бы объединиться все активные силы владимирской земли. Гений Александра проявился в умении понять, что при всеобщей дезинтеграции, при отсутствии реальной возможности отстоять независимость, единственной объединяющей идеей, способной в условиях несвободы укрепить национальное самосознание, могла стать идея защиты православия. Главный же подвиг Невского состоял в том, что он, принеся в жертву свои амбиции и, преодолевая любые препятствия и соблазны, твердо следовал ей до конца своих дней.

Однажды сформулировав эту идею, Александр всю свою энергию, весь свой военный и политических талант направил на ее воплощение в жизнь. Поняв, что главная угроза православию исходит от латинского Запада, он повел решительную борьбу с натиском крестоносцев, с не меньшей решительностью пресекая поползновения сторонников Запада внутри страны. Кроме блестящих побед над крестоносцами, надолго отбивших у них охоту нападать на русские земли, Невский в 1245 году в нескольких сражениях разгромил отряды литовцев. Миндовг в тот период находился в союзе с Ливонским Орденом и периодически совершал нападения на земли Пскова, Полоцка и Смоленска. Когда же литовский князь отверг католичество и повел решительную борьбу с Орденом, Александр, забыв прежнюю вражду, заключил с ним соглашение о совместном контрнаступлении на немцев. В 1262 году он послал войска под командованием своего сына Дмитрия для уничтожения крепости Дерпт (бывший Юрьев), форпоста Ливонии в Новгородских землях. Войска Невского разбили крестоносцев, но крепость взять не смогли.

После смерти в 1246 году в Орде Великого князя Ярослава Всеволодовича, когда Александр, как его старший сын, фактически стал Великим князем, Запад и Восток повели борьбу за этого блестящего витязя. Еще в 1239 году отец Александра Ярослав ездил в Сарай на поклон к Батыю. В обмен на признание верховной власти монголов он получил ярлык на Великое княжение и поддержку в борьбе с Западом. Александр продолжил его линию. Он отверг буллу Иннокентия IV, в которой папа обещал помощь Ливонского ордена против монголов в случае признания Римского престола. В то же время, смирив гордость великого воителя, Александр откликнулся на требование Батыя подтвердить верность политике Ярослава и лично выразить покорность Орде. Вместе с братом Андреем он отправился в Сарай, а оттуда в Каракорум к Великому хану Гуюку. Путешествие братьев заняло почти два года и закончилось возвращением на Русь в 1250 году с ярлыками на княжение. Андрей получил Владимир, другой брат Ярослав – Тверь, а Александр – Новгород и великий стол Киевский – титул скорее почетный, нежели реальный, хотя и дававший поддержку Киевской митрополии.

Как мы видим, Даниил и Александр практически одновременно выказали покорность Золотой Орде. Но если для Галицкого князя это был лишь тактический шаг, то Невский рассматривал политическое подчинение Орде как стратегическую линию, позволившую с помощью монголов защитить православие и базирующееся на нем этническое самосознание в самый трудный период развития страны. Прав был Г.В. Вернадский, утверждавший, что это был подвиг смирения мудрого правителя, презревшего славу земную «за благочестие и за вся своя люди, избавы ради христианския».

Отпор на Западе и союз на Востоке – вот внешние средства защиты православия и этнической целостности в понимании Александра. Внутренним же средством достижения поставленной цели он считал всемерное укрепление государства и, соответственно, - единой великокняжеской власти, а также решительную борьбу с «прозападническими» настроениями в самой владимирской земле. Так, вначале он принял решение Орды отдать Великое княжение младшему брату Андрею и всем своим авторитетом поддерживал его. Но, увидев, что Андрей вступил в «прозападный» союз с его главным политическим оппонентом Даниилом Галицким и готов пожертвовать верой отцов ради своих амбиций, Александр изменил свою позицию. В 1251 году он вновь отправился в Орду, завоевал полное доверие Батыя и даже стал побратимом его сына Сартака, что по монгольским понятиям считалось выше кровного родства. Уговорив Батыя оказать ему поддержку в свержении родного брата, Невский в 1252 году, с помощью «Неврюевой рати» выгнал Андрея из Владимира, вынудив его бежать в Швецию. Ярослав же, также не пожелавший подчиниться старшему брату, бежал в Псков. В 1256 году мятежные новгородцы, с самоубийственным упорством отвергавшие ордынскую политику Александра, подняли бунт и призвали Ярослава возглавить его. Невский решительно подавил восстание и выгнал из Новгорода родного брата. Даже когда в 1259 году Берке, ранее принявший ислам, убил побратима Александра - Сартака, исповедавшего христианство, и стал ханом, Александр остался верен политике союза с Ордой против Запада. При этом он сумел добиться подтверждения прав православной церкви в русских землях. Более того, когда новгородцы в том же году подняли очередной мятеж и попытались убить монгольских баскаков, приехавших в Новгород для переписи населения с целью сбора дани, Александр спас монголов и жестоко покарал мятежников.

Казалось бы, приведенные факты рисуют нам образ жестокого, беспринципного правителя, ради своих амбиций готового на все. Но исторический анализ деяний Александра показывает, что в основе его политики лежали религиозно-нравственые принципы. «Больше любви никто же не имет, аще тот, кто душу положит за други своя» - так отвечал сам Александр на все обвинения в свой адрес. И это была правда. Он любил своих братьев, хотя и вынужден был бороться с ними. Доказательством этому служит примирение с ним и Андрея, получившего княжение в Суздале, и Ярослава, вернувшегося в Тверь и даже принявшего участие в последнем походе войск Невского на Ливонию. Он любил свой народ - и его последним деянием была почти годичная поездка в Орду для спасения владимирской земли от нового разорения. А оно неизбежно должно было последовать в ответ на мятеж, поднятый в 1262 году во многих городах, где люди убивали сборщиков дани. Александр понимал, что рискует жизнью, но, используя свой огромный авторитет среди монголов, сумел отвести беду. Когда же на обратном пути во Владимир Александр умер, митрополит Кирилл, выйдя к народу, воскликнул: "Уже заиде солнце земли Русския…". "И бысть во всемъ народе плачъ неутешимъ".

Жизнь и деяния Великого князя Александра, ставшие ярким примером служения благородной идее, нашли широкий отклик в сердцах пассионариев нового толчка, искавших применения своим нерастраченным силам. Еще при жизни Невского вокруг него начала формироваться группа активных единомышленников, сумевших понять и оценить чаяния Великого князя. Именно их присутствие позволило князю одержать свои первые блестящие победы над Западом и твердо и до конца отстаивать свою политическую линию. Александр практически стал «центром кристаллизации», вокруг которого сложилась консорция «новых» людей, ставшая зародышем русского этноса. Поэтому большинство православных пассионариев, покидавших разоренные русские земли, вдохновленные примером Великого князя, устремились на северо-восток в земли княжества Владимирского.

Но вокруг Александра группировались не только изначально православные пассионарии. Пруссия также была затронута пассионарным толчком. И после ее разгрома крестоносцами, многие знатные прусские пассионарии ушли к князю Александру в Новгород, видя в нем достойного вождя, борющегося с их общим врагом. Наиболее известные из них, такие как Гавриил и Михаил Прушанины, князь Рушта (Ратмир), приняв крещение, прославились в Невской и Чудской битвах. И в дальнейшем, выходцы из Пруссии, такие как легендарный Андрей Кобыла, пополняли ряды пассионариев Владимирской земли.

Казалось, что идея защиты православия в православной же стране подразумевает лишь отпор внешней агрессии, однако ситуация к середине XIII века была не столь очевидна. Финно-угорские племена, составлявшие значительную часть населения северо-востока Руси, в большинстве своем сохраняли язычество. А среди самих славян преобладало двоеверие. Показательно, что такой важнейший сакральный обряд, как погребение, до конца XIII века проводился в простонародье как по православным, так и по языческим канонам.

Принятие православия восточными славянами пришлось на самый конец инерционной фазы. Несмотря на успехи первого периода христианизации восточных славян, обеспеченные яркими примерами ее первых адептов, таких как великомученики Борис и Глеб^*, впоследствии, из-за снижения пассионарного напряжения религиозные различия потеряли былую актуальность. Тяжелое впечатление на жителей Руси произвела гибель Византии и возникновение на ее месте Латинской империи, произошедшее в 1204 году одновременно с разгром Киева. Возникшее при этом ощущение религиозного одиночества также не способствовало укреплению православной веры. Население в большинстве искренне соблюдало православные обряды, но само православие для них оставалось официальной религией, выполнявшей в общественной жизни скорее нравственно-этические, нежели религиозные функции. А в быту по-прежнему царило язычество. И только вокруг Александра Невского стали концентрироваться люди, для которых защита православия и служение ему стало фактором, определяющим все их жизненные устремлении. И постепенно их стереотип поведения стал индикатором принадлежности к новой общности, впоследствии сложившейся в новый этнос – русский народ! Потому пусковым моментом русского этногенеза можно считать 1240 –1242 годы, когда первые блестящие победы во славу православной веры явили пассионариям новой волны достойную идею, вокруг которой они смогли сплотиться.

Таким образом, Александр, искренне боровшийся за сохранение традиций старой Киевской Руси, покоившихся на фундаменте православия, фактически стал «виновником» зарождения нового этнического процесса. Поэтому, именно он может фактически, а отнюдь не мифологически, называться праотцом всех современных русских и, именно поэтому, Невский столь любим в народе, инстинктивно чувствующем его великую историческую роль. Как справедливо заметил Г.В. Вернадский, наследием блестящих, но непродуманных подвигов Даниила Галицкого было латинское рабство юго-западной Руси, а наследием подвигов Александра Невского явилось великое государство Российское.

Зададимся вопросом, а могло ли движение пассионариев повернуться на юго-запад, где налицо было и наличие разнородных ландшафтов и различных этнических субстратов? И могло ли развитие нового этнического процесса произойти в Галиции, а не на северо-востоке, если бы Александр и Даниил поменялись местами? Ответ может быть только однозначно отрицательным. Языческие пассионарии Киевской Руси в основном либо включились в процесс литовского этногенеза, либо как воины или талантливые ремесленники входили в состав монгольского суперэтноса. Единственно же реальная объединяющая идея для пассионариев с православной ментальностью, как было показано выше, могла реализоваться только при опоре на Золотую Орду. Но направление векторов комплиментарности на юго-западе и северо-востоке Руси было в эту эпоху диаметрально противоположным. Поэтому объективно идеи борьбы с Западом для защиты истинной веры при временном подчинении Востоку, положившие начало формированию нового русского этноса, могли реализоваться только в волжско-окском междуречье. И гений Александра Невского проявился в том, что он сумел сформулировать и воплотить в жизнь идеи, адекватно отвечающие на «вызовы» истории.

---

* - Ливонский Орден возник в 1237 году как союз Тевтонского Ордена и Ордена Меченосцев.

* Борис и Глеб – первые православные князья, сыновья Великого князя Владимира, в строгом соответствии с христианскими заповедями смиренно принявшие смерть от руки своего брата, Ярополка «Окоянного». Хотя, в последнее время, некоторые исследователи выдвигают версию о том, что убийства эти были организованы Ярославом Мудрым.